Собственные записки. 1829–1834

Бутенев сообщил мне также известие, им втайне от Вогориди полученное, что султан располагал переехать в свой константинопольский дворец, в сераль. Видя в сем внушения людей, неблагонамеренных к нему, я написал записку к Вогориди, коей отсоветовал сие султану; ибо он в городе был бы совершенным пленником. Мнение мое, напротив того, было, чтобы он перешел в лагерь, который я ему советовал устроить на высотах близ Царьграда. Не знаю, в какой силе подействует мой совет; но я не сомневаюсь, что переездом в константинопольский дворец свой он идет прямо к погибели своей.

Между тем, кажется, что Ибрагим-паша, после разбития визиря, не выходил еще из Конии. Позднее ли время года, или расстроенное состояние его войска, или переговоры тому причиной, сего не могу заключить; но, во всяком случае, турки через сие имеют несколько времени, чтобы оправиться. Жаль, если медленность, поражающая все дела их, будет причиной, что они не употребят сего времени с пользой для себя.

23-го. Мы подняли якорь и спустились по Босфору. Перед дворцом султана мы салютовали 21 выстрелом ружейной пальбой; люди были поставлены по вантам и кричали «Ура!», музыка играла султанский марш; нам отвечали таким же числом выстрелов из орудий, вывезенных на сей предмет на берег к дворцу, чего еще никогда не делалось. Такое же число выстрелов было дано с корвета, недавно турками у американцев купленного и выдвинутого на сей предмет из пристани, и опять 21 выстрел с серальского дворца, на что и мы отвечали 21 выстрелом. Бутенев провожал меня; мы высадили его на берег близ Семи башен[95], пройдя сераль, и продолжали путь свой, перед вечером же легли на якорь близ европейского берега в Мраморном море.

24-го числа, после полночи, мы снялись с якоря, на коем мы лежали близ деревни Св. Стефана, и при свежем ветре переплыли в течение дня Мраморное море, Дарданеллы и пришли к Тенедосу[96] к ночи. При входе в пролив, мы видели турецкий флот, стоявший на якоре при Лампсаке[97], что на азиатском берегу против Галлиполи[98], лежащего на европейском берегу; флот сей состоял из 6 кораблей, 12 фрегатов и 4 бригов.

Турки подняли флаг при приближении нашем и, между прочим, адмиральский на одном корабле; но в самое то время, как мы мимо плыли, флаг сей сорвало ветром с грот-мачты, и он задел за бизань, где закрутился и остался повешенным. Салюта мы не делали. Положение турецкого флота при Лампсаке было довольно странно: он ничего не защищал и никак бы не мог препятствовать входу египетского флота, если б тот вздумал пройти в Мраморное море.

Далее прошли мы мимо крепости Чанаккале, или Дарданелльской. Место сие узко и может быть весьма хорошо укреплено и защищено; но в руках турок при их беспечности, она ничего не значит, ибо достаточно бы было одного батальона пехоты, чтобы взять ее с сухого пути, с коего она не имеет никакой защиты. Огромные мраморные ядра сложены в пирамидах при орудиях, но самые орудия сии лежат без лафетов на земле и не могут посему в действии выпускать более одного заряда: ибо трудно было бы навести их опять после первого выстрела. На европейском берегу крепостца имеет стены во все стороны, но зато окрестные высоты командуют оной. При проезде нашем консулы: наш, французский и английский подняли флаги на своих домах, и турецкий пароход с адмиральским флагом, снявшись с якоря, поплыл против течения к Мраморному морю.

Перед вечером увидел я Троаду[99] против острова Тенедоса и внимательно смотрел на три холма, называемые гробницами Ахиллеса, Патрокла и Аякса. Ночь застала нас несколько прошедши Троаду, и мы продолжали плавание свое при попутном, хотя и весьма сильном, с порывами, ветре.

25-го к рассвету мы увидали остров Андрос, и скоро открылись нам Негропонт и Аттика. Мы прошли весьма близко мыса Синиума, ныне называемого Кап-Колонна по остаткам храма Минервы, на оном находящимся. Занимательные развалины сии представляют еще ныне девять мраморных колонн, связанных сверху нижней частью фронтона, и за оным несколько колонн, отдельно стоящих. При основании сих колонн лежат обломки. Мы прошли очень близко сего мыса и потому могли хорошо видеть развалины. Ветер был очень свеж, так что мы шли по 12 миль в час: движение слишком быстрое, при коем у нас порвало грот-марсель.