9-го. Я ездил к Мандевилю и Варену, из коих первого не застал дома, а второй был болен. Во время пути моего в Терапию поднялся сильный южный ветер, который был необыкновенной теплоты, и продолжался не более получаса, и в ту минуту, как я садился в лодку, чтобы плыть обратно, поднялся внезапно сильный северный ветер: вмиг поднялись по Босфору высокие пенистые волны. Буря сделалась необыкновенно сильной и продолжалась более часа. Гребное судно, на коем я был, неминуемо бы опрокинулось, если б я не пристал к берегу, и так как в то время полил сильный дождь, то я укрылся в доме одного армянина, который меня к себе пригласил; но меня оттуда вызвал секретарь английского посольства Кеннеди, который пригласил меня к возле живущему английскому купцу Грину, у коего проведши с час, я вышел, дабы плыть обратно. На пути, однако же, я был вторично приглашен тем же армянином-банкиром, который хотел угостить меня кофеем и трубкой. Я зашел к нему и, просидев у него с полчаса, возвратился благополучно в Беугдере. Полагают, что в сие время было землетрясение, и многим на берегу мнилось ощутить оное.
10-го. Бутенев получил от Вогориди копию с рапорта, поданного сераскиру возвратившимся из Александрии французом, занимающимся у Блака, редактора турецкой газеты. Он описывает разговоры свои с Магмет-Али, коего речи те же самые, как и прежде: он все твердит о желании помириться, между тем продолжает свои вооружения. Ответы его нисколько не успокоительны, и я бы не удивился, если б внезапно Ибрагим-паша снова предпринял движение свое к Царьграду.
12-го. При отправлении курьера в Петербург, получены подробные известия о последствиях отправления в Александрию французского офицера адмир[алом] Руссеном. Известия сии сообщены австрийским министром бароном Штюрмером, приславшим подлинные депеши, полученные им от его консула в Александрии Ачерби, который уведомляет, что Магмет-Али, недовольный предложением французов, разбранил консула их Мимо, подстрекавшего его к сим завоеваниям, и отвечал Руссену, что он, верно, не знает цели своего правительства, поступив таким образом, что он не намерен ничего убавить из своих требований и что он предпочтет смерть всякому послаблению в своих условиях. Ачерби уверял, что Магмет-Али послал даже приказание Ибрагиму-паше подвинуться вперед и занять Дарданеллы. И так французы, через свою лживую политику и необдуманное поведение, потеряли доверенность вместе турок и египтян.
13-го. Я был с Бутеневым приглашен на конференцию к рейс-ефендию и к сераскиру. Совещания сии были последствием неуспокоительных известий, полученных из Александрии об отзыве Магмет-Али французскому посланнику. Руссен, по возвращении его, сообщил Порте отзыв сей, присовокупив, что он бы мог еще понудить Магмет-Али, но что так как наша эскадра отсюда не уходила, то он не хотел более вмешиваться в сие дело. Ни рейс-ефенди, ни сераскир не скрывали своего негодования против французов, но прежде чем снова приступить к испрошению нашей помощи, они хотели испытать французского и английского посланников, на что полагали два или три дня, теряя, таким образом, драгоценное время в пустых совещаниях и надеясь, как они говорили, на несколько дней усыпить Ибрагима. Представления мои ни чему не помогли. Сераскир рассыпался в ругательствах на Магмет-Али, хвалился войском своим и нечего не предпринимал; но так как они хотели знать, надеюсь ли я с помощью их войска, по прибытии наших, разбить Ибрагима, то я отвечал им, что прибытие наших было подвержено сомнению, судя по отказу, который они сами сделали, а что об их войске я не мог судить, не видавши оного. Они хотели мне показать оное; но сераскир не обращал никакого внимания на принадлежности, необходимые для устройства войск, и хотел мне показать через несколько дней войска по частям и в казармах. Я отказался от сего смотра, который я полагал бесполезным, объявив, что я не иначе мог судить о состоянии войск, как увидевши оные соединенно в поле, в готовности к движению. Он заметил, что я готовился начальствовать войсками турецкими, и сие его озаботило: ибо, как из его разговоров казалось, он располагал начальствовать нашими. Он стал откладывать смотры, грозился ругательствами Магмет-Али, который его обвинял в том, будто он заплатил 50 000 000 левов французскому послу, дабы склонить его в свою пользу, что он выйдет в отставку, если только султан согласится на требования Магмет-Али, что он сожжет Царьград, если Ибрагим приблизится, жаловался на незнание Гуссейн-паши и прежнего визиря, погубивших две армии, жаловался на нерешительность султана и, наконец, ничего не предпринял. Бутенев остался ночевать в Пере, я же возвратился в Беуг-дере, решившись не приступать ни к какому делу, пока турки не покажут мне войск своих надлежащим образом.