Собственные записки. 1835–1848

Разговор наш об этом предмете тут и кончился. Не желая тяготить его моим присутствием, которое, вопреки его изъявлений участия, не могло быть для него приятно, если он, в самом деле, участвовал, хотя косвенным образом в моем падении, я хотел идти; но он еще задерживал меня, говоря, впрочем, что ему скоро пора ехать к государю. Я остался еще несколько времени. Говорили о деревенских делах, о всеобщем безденежье помещиков от прекращения хлебной промышленности, о чем он первый завел разговор. Показывал он мне висевшую у него на стене картину Беуг-дере. «Я все слышанное от тебя перескажу государю», – сказал Орлов, прощаясь, и еще несколько раз спросил меня о здоровье, как бы поверяя телесные способности мои продолжать службу, и пристально всматриваясь в меня. Я утвердительно отзывался совершенно здоровым, исключая глаза, которые начинают слабеть. В течение разговора сего, когда я назвал фамилию сестры Ахвердовой, он спросил меня, какие это Ахвердовы. Я отвечал, что двоюродный брат ее служил в жандармах под начальством его и недавно произведен в генерал-майоры[121]. Орлов подумал и, как бы вспомнив о нем, сказал, что слышал о нем хорошие отзывы. Я подтвердил мнение сие и просил его способствовать Ахвердову к получению места губернаторского, так как он при производстве остался без должности. Орлов показал готовность свою, хотя ничего не обещал. Несколько дней после того, когда Ахвердов приехал в Петербург, он выпросил для него у государя единовременное пособие в 1000 рублей сер[ебром] и назначил его состоять при себе. В недавнем же времени четыре малолетние сына Ахвердова приняты по высочайшему повелению кандидатами в Пажеский корпус.

Брат Михайла, узнав содержание разговора моего с Орловым, через несколько дней поехал к нему, чтобы разведать о последствиях. Орлов сказал ему, что доложил обо всем слышанном обо мне государю, и что государь минут 10 слушал рассказ обо мне без неудовольствия; почему он и находил, что дела мои очень поправляются, ибо прежде нельзя было ожидать такого расположения от его величества в мою пользу. Правда ли все это, в том можно всегда усомниться. Кто поверит разговор Орлова с государем, и кто узнает суждения их обо мне? Всего ближе было подумать, что в другое время воспользовались бы приездом моим в Петербург для приглашения меня в службу, а что на сей раз, в ожидании приезда Воронцова, не решились пригласить меня, опасаясь возбудить какое-либо неудовольствие в новом наместнике, или мнительность его, приближением человека, которого представляли ему как личного его врага. Орлов же воспользовался сим случаем, чтоб оправдать себя в словах, сказанных брату моему, о неудовольствии государя на меня, и если не оправдать, то, по крайней мере, загладить сделанное им при начале впечатление, сказав, что я в нынешний раз уже много выиграл во мнении его величества.