Собственные записки. 1835–1848

Я видел из сказанного министром о маневрах, что дело заключалось уже в другом смысле и что сие последнее действие необходимое не могло иметь связи с предположенными маневрами, кончившимися соединением двух отрядов, и потому я приказал офицеру Генерального штаба Фролову вывести жалонеров и разбить места для постановления войск на новой позиции, ему более известной, назначил начальников различных частей и сказал ему, дабы он передал им приказание мое выступить на новую позицию по расстановлению жалонеров, а сам остался в избе, где еще передавал некоторые распоряжения частным начальникам. Вскоре, однако ж, после сего я услышал усилившуюся пальбу, и ко мне с аванпостов прискакали с известием, что государь с большими силами уже атакует новую мою позицию. Полагая, что войска уже собрались на оную, я поспешил сесть верхом, но к удивлению моему увидел, что еще никто не трогался из-за Дудергофской горы и вслед за сим узнал, что никому не было дано никакого приказания; потому что капитан Фролов со всеми жалонерами был захвачен в плен черкесами по приказанию государя, с замечанием, что никогда не должно пред неприятелем занимать линию жалонерами.

Я приказал немедленно всем войскам выступать, как ни попало. Тут случилась на пути их болотистая речка, чрез которую артиллерия с большим трудом переходила, почему первые восемь батальонов, поспевшие на позицию, вступили в дело до моего прибытия без артиллерии. Когда же все собрались, то сделалась большая суматоха, так что я с трудом мог расставить линии пехоты и артиллерии, что, однако ж, я успел сделать. Сперва я подкрепил было передовые батальоны, но после уступил переправы, передо мной находившиеся, и несколько отвел линию назад. Между тем кавалерия теснила мой правый фланг, и подчиненные мне генералы, затрудняясь на каждом шагу в действиях своих, ничего не предпринимали, а только приказывали стрелять из пушек там, где я их ставил. Я тогда взял четыре батальона из отряда Шильдера, остававшегося в резерве, и атаковал кавалерию, которую и погнал назад, припирая к речке и переправе, при чем сделался у них такой беспорядок, что все перемешалось: кирасиры с легкой кавалерией и с артиллерией. Я, забывши в эту минуту цель, для которой я вывел войска с Дудергофской горы, едва не вогнал их всех в болото. В эту минуту государь сам выехал к ним и, приказав ударить отбой, подозвал меня к себе. Он благодарил меня за все мои действия, но заметил, что не должно выставлять жалонеров перед неприятелем, не должно посылать войска в бой без артиллерии, и приказал отослать всех в лагерь для отдохновения, объявив, что маневры кончены.

За сим последовали поздравления наследника, немецких принцев, всех иностранцев, генерал-адъютантов и всех окружавших государя. Выставляли действия мои превыше всех ожиданий, и многие говорили, что они предвидели сие и что им верить не хотели. От других же я узнал, что в течение сих двух дней войска противного отряда не переставали двигаться усиленным образом во все стороны, по всем неосновательным известиям, доставляемым разъездами. Войска сии были до крайности утомлены; многие не успели даже придти к третьему часу, когда сделалась сия последняя развязка. Из штабных многие упрекали друг друга в ошибках, вообще складывали вину на подчиненных. Флигель-адъютанты жаловались на утомление свое и лошадей, так что иные проездили до 70 верст в сутки, а войска сделали по 50 и опоздали, тогда как мой отряд сделал в первый день до 15, а во второй до 20 верст. Иные находили, что я поступил в первый день как искусный полководец, а во второй как тонкий политик. Находя, что дело при красносельском лагере было проиграно мною, спрашивали, точно ли я с намерением уступить оставил дудергофскую крепкую позицию, на что я им отвечал, что я оставил ее точно с намерением, дабы не попортить дорожек в саду государевом. Вообще же большая часть радовалась моему успеху, исключая военного министра, на лице коего под горькой улыбкой скрывалось негодование.

Прием государя, однако ж, успокоил меня, и он, хотя и был огорчен неудачей, как мне говорили, но показал в сем случае то великодушие, которое ему приличествовало. Он остановил еще артиллерию и кирасир и, приказав первой стрелять, велел кирасирам идти навстречу и проходить сквозь орудия, дабы показать иностранцам, как кавалерия была приучена к огню.

По окончании он приказал мне приехать к нему на квартиру в Красное Село. Как я входил к государю, то встретился с императрицей, которая поздравила меня победителем. Я располагал было благодарить ее, но она приказала мне спешить к государю, ожидавшему меня. Его величество принял меня в кабинете, посадил, поблагодарив еще раз, рассказал мне со всей подробностью все движение мое, после чего заметил опять ошибку в высылке жалонеров. Я отвечал, что сделал сие только с умыслом, дабы чище выстроиться и потому что ожидал его прибытия и что чрез захвачение в плен капитана Фролова с жалонерами приостановлено было движение войск, не получивших отданных мною приказаний.