Собственные записки. 1835–1848

Но так как предписано было дать фон Моллеру все средства к открытию виновных, то я счел нужным передать ему представленное ко мне в копии дело о взрыве, по коему открыта была в прошедшее лето продажа пороха, железа и меди матросскими женами, по коему он мог скорее открыть следы сего торга, и донес о сем также военному министру. Между тем я предписал дивизионным начальникам 13-й и 15-й дивизий разъяснить, не было ли таких же покупок и в других полках.

Следствие при корпусной квартире продолжалось. Хотя Ульяновский и утверждал, что его отрешили от командования нестроевой ротой за то, что он не хотел везти казенного имущества морского ведомства, но самое дело и противоречивые показания его доказывали противное; он был сменен по приказанию дивизионного начальника после смотра команды его, по неисправному состоянию, в коем ее нашли. Дабы более запутать начальников своих, он стал на них делать самые нелепые доносы. Так как не оставалось более ничего к открытию, я приказал прекратить дело и представил о том по начальству, а Ульяновского отправил в дивизии с тем, чтобы он сдал свою роту и чтоб все неисправности оной были отнесены на счет полковника фон Бринка; если же окажется, что он делал недопуск нижним чинам, то в таком бы случае представили дело к дивизионному начальнику для определения, на чью ответственность сие должно пасть, а затем, чтобы его отправили к новому месту служения в Кременчугский полк.

Но ни сей, ни первый рапорт мой не были еще получены в Петербурге, как полковник фон Бринк был отрешен от командования полком без всякого расследования дела, и вместе с тем в приказах объявлены почти всем полковым командирам моего корпуса высочайшие выговоры за несоразмерное число умерших и бежавших.

Причины сих побегов, вкоренившихся в сем корпусе с давнего времени, заключались сперва в малом внимании, обращаемом ближними начальниками на состояние людей и их нравственность, и в частых переменах, переводах и переформировках, делаемых высшими распоряжениями, от коих никто не успевал узнать своих подчиненных. Зло сие надобно было искоренить деятельным и постоянным вниманием. Скоро и легко сего нельзя было достигнуть, но едва успел я приняться за сие дело, как ко мне стали переводить большими массами людей, штрафованных в других войсках. Рекруты не бегали, но побеги делались все преступниками, которые наполняли мои полки, так что в течение года их прибыло около 800 человек, и число порочных людей значительно увеличилось.

Наблюдения мои по сему предмету были с подробностью изложены в донесении, сделанном военному министру сего года перед выездом моим из Крыма.

Невзирая на сие, не приняли мер, мною предложенных, до сих пор, по крайней мере, не отвечали, а объявили выговор полковым командирам за побеги людей, закореневших в других войсках в порче, и коих нигде не могли удержать, которые по нескольку раз уже бывали в бегах, или приняты в службу за бродяжничество.

Вместе с сим приказом, получил я повеление от министра, коим поручалось мне расследовать причины сих побегов, как бы я никогда не вникал в них, и тут же спрашивали, кого я располагал назначить на место полковника фон Бринка командиром полка.

Касательно смертности, за которую полковые командиры также получили выговор, я не находил, чтоб она была чрезмерно велика и последняя смертность более случалась в самом начале командования моего, вслед после прошлогоднего смотра, деланного государем в Белой Церкви, где войска были задержаны в лагере в самую позднюю осень и дурную погоду, так что она была неизбежна, и мы лишились не менее 300 человек оттого, что люди стояли в лагере в снег и морозы долгое время.