Сочинение, не сданное на проверку

Вот, например, ситуация, когда два парня влюбились в одну девушку. Вот, например, я. Правильно ли я сделал, что уступил? Да, сделал доброе дела. Да, два других человека веселы и счастливы. Ведь, по сути, я отдал им свое счастье, я мог быть на его месте, если бы не моя надуманная интеллигентная вежливость и доброта. Правильно ли я сделал? Зачем уступил свое счастье? Загубил свое. Глупо? А как же с евангельским «делать добро»? Бороться за свое счастье или за счастье людей, вот в чем вопрос мой?

 ***

Уже апрель. А ведь недавно, казалось, только вчера, сердце радовалось и благодарно впитывало в себя в первый день марта первую красивую картинку весны. Прошел месяц. Сейчас не так холодно. Солнце уже не такое   как начале весны, как в марте, тем более, как зимой, но и не такое жаркое, желтое, душное, как летом. Какое – то оно робкое, еще не уверенное в своих силах, еще не верившее, что благодаря его пока скромному как бы застенчивому свету человек расцветает, становится бодрее. Что только ему, весеннему солнышку, обязана юная девушка чувством ожидания любви, чувством, только что проснувшимся в ней. И снег, такой серебряный и чистый еще недавно, на глазах старел, мутнел, таял и грязными ручьями убегал вдаль, как бы стыдясь, как прячась от сегодняшней своей старости, рыхлости и убогости. Убегал, журча и плача, печально вспоминая свою серебряную зимнюю юность, стыдливо убегал, оставляя нам многоцветье весны, ожидание счастья и красоты. С каждым днем все бездонное становилось небо, все больше синевы отражалось в глазах людей.

Весна. Апрель.

***

Я большой лентяй, с какой стороны не верти, как ни подкрашивай, а факты говорят: «Ты, Сашок, лентяй»! А я боюсь, что от этого лентяйства ум мой, незагруженный абсолютно ничем, захиреет. Пожалуй, так дальше нельзя. Есть у меня желание, прекратить все это бездействие ума. И мне примерно известно, что надо сделать, чтобы наконец проснуться от затянувшейся спячки.

Это, прежде всего, книги. Книги я всегда любил, и люблю. Но читаю их беспорядочно, поверхностно. У меня, кстати, по одно время был период такой вспышки самомнения, что я вообще отрицал чтение книг и запретил себе их читать. Это было время боязни попасть под чье-либо влияние и потерять самобытность литературного своего вкуса. В этот период я как огня боялся подражания. К счастью, эта боязнь прошла. Но, как ни странно. Страхи остались.

Но все я решил. Отныне, с завтрашнего дня, я изменяюсь. Если я останусь таким же идиотом, я покончу с собой.

Все-таки ясно: надо больше читать. И причем не как – нибудь с бухты-барахты, а читать систематически и целенаправленно. Составлю план.

А всю литературу я сгруппирую по классам.

Первый. Литература, которая учит нравственности. Различные научно-популярные брошюры о жизни, о человеке. Книги из серии «философская библиотека для юношества», книги по воспитательной теме.

Второй. Литература, у которой надо учиться. Учебники по психологии, логике, литературоведению, книги из серии «Жизнь замечательных людей», различные литературно-критические книги, статьи.

Третий. Это вся остальная художественная литература. Она, эта группа, объединяет все. Она и учит, и занимает, и предлагает, и развлекает. Именно она изучает и показывает жизнь во всей ее сложности, непонятливости и многообразии. Рассказывает то, что ты не видел, не знал, не слышал.

***

После кислого настроения не выспавшегося Женьки его натянутости в обращении, встретиться с Санькой огромное наслаждение. Это можно лишь сравнить с тем чувством радости, которое испытываешь, попадая из душной с застоявшимся воздухом комнаты на свежи легкий и приятный ветерок.

Кто-то правильно сказал: «За деревьями надо видеть лес».

Как мне приятны следующие строки Оноре де Бальзака. Казалось, да нет! Не, казалось, это он точно про меня написал! Про мою измученную душу. Только послушайте, как звучит, как поют его слова, как печально обворожителен полет настроений и мысли!

«Беспрестанно наталкиваясь на преграды в своем стремлении измениться, душа моя, наконец, замкнулась в себе. Откровенный и непосредственный я поневоле стал холодным и скрытным. Деспотизм отца лишил меня всякой веры в себя. Я был робок и неловок. Мне казалось, что во мне нет ни малейшей привлекательности. Я был сам себе противен, считал себя уродом. Стыдился любого взгляда. Вопреки тому внутреннему голосу, который вероятно поддерживает даровитых людей в их борениях и который кричал мне: «Смелее, вперед!» , вопреки внезапному ощущению силы, которую я иногда испытывал в одиночестве, вопреки надежде, наполнявшей меня, когда я сравнивал сочинения новых авторов, восторженно встреченных публикой, с тем, что рисовались в моем воображении. Я как ребенок не был уверен в себе. Я был жертвою чрезмерного честолюбия, я полагал, что рожден для великих дел – и прозябал в ничтожестве.

О ощущал потребность в людях – и не имел друзей. Я должен был пробить себе дорогу в свете – и томился в одиночестве, скорее из чувства стыда, нежели страха.

Я был смел в душе, а не в обхождении.

***