Сочинения

М. М. Филиппов (Судьбы русской философии: Гл. V.—Русское Богатство.— 1894.—N5 8) с особою подробностью останавливается на учебнике Логики, который, по его мнению, свидетельствует об эмпирическом направлении Давыдова, именно об его локкианстве. Некомпетентность историко-философских суждений Филиппова такова, что они едва ли заслуживают упоминания. Между тем, ссылаясь именно на Филиппова, у нас говорят об «эмпирической основе философских воззрений Давыдова» и даже повторяют философски странное утверждение Филиппова, что в трудах Давыдова можно видеть «чрезвычайно любопытный [еще бы!] пример борьбы [?] локковского эмпиризма с идеализмом Шеллинга». См.: Милюков П. Н. (Главн<ые> течен < ия >...—Т. I.— 1898.—С. 296), Сакулин П. Н. (Из истор<ии> рус<ского> идеализма. <Кн. В. Ф. Одоевский. Мыслитель. Писатель. >—Т. 1.4. I.—М., 1913.—С. 43—44). Давыдов, в общем, правдиво изобразил свои источники, когда в Предисловии к своему учебнику заявлял: «Опытные начала Локковы и Дежерандовы по возможности старался я соединить с благоразумным идеализмом Буле, незабвенного наставника моего, и знаменитого Кизеветтера». Учебник предваряется Введением, составленным «по руководству Шеллинга». Т. е. Давыдов — пример распространенного после Канта профессорского эклектизма, составлявшего учебники применительно к «новейшей философии» вообще, поскольку она шла от Канта и хотя бы внешне могла быть согласована с тогдашним пониманием его учения. Основания для соединения в одно Локка, Канта и лейбницианца Шеллинга («Настала пора, когда можно восстановить философию Лейбница», говорил Шеллинг.—Ideen zu einer Philos d Na-tur.— W.— П.— S. 20, cf. I.—S. 443), прямо указаны Давыдовым: «Теория деятельности души, упоминаемая Лейбницем, не отрицаемая Локком и утвержденная Кантом, сделала такой же переворот в философии, какой сделала в астрономии теория Коперника...» (назван <ное> Введение к Логике...—С. 13). Как примирял Давыдов Локка, Лейбница и Канта, видно из след<ующего> рассуждения (еще в Руковод<стве> к Истор<ии> филос<офии> ... — С. 123—4): «Кант, желая согласить опытную философию с идеализмом, не подчинил их одну другой, но каждой придал особенное достоинство. Обыкновенно противополагали разум чувству; но это ведет разум к эгоизму, а чувство к слабости: Кант поставил все способности в душе как в средоточии.—Какая же разность между Локком и Кантом?— Если разуметь Локка как совершенного эмпирика, а Канта как совершенного идеалиста и прибавить к этому новую терминологию немецкого философа, то между ними найдется противоречие. Но отвергает ли Кант главное положение Локково, раскрытое Бэконом, заимствованное от Зенона Стоика, Аристотеля, Аристиппа, Гиппократа и Сократа? Начала их одни и те же. Скажут, что Кант дал

душе собственную, произвольную, свободную деятельность? Но и Локк не отвергал этого, и Локк говорил, что способность познавать посредством ощущения и чувств есть принадлежность не органов чувств, а способность души. Прибавление Лейбницево к положению древних nisi ipse intellectus — означает то же, что Локковы слова: способность познания в душе, а не в предметах и не в органах чувств».—Проф. Сакулин называет верным замечание Филиппова, что в цитированном Введении Давыдова исчезли все «полярности и прочие натурфилософские красоты и бессмыслицы» Шеллинга. Но зачем было вводить в логику красоты и бессмыслицы натурфилософии? Введение-то и составляет самые шел-лингианские страницы учебника. Генерал-майор Писарев, попечитель, защищая перед Гл<авным> правлением учебник Давыдова от доноса Магницкого, сообщал, что это — компиляция, где Введение взято из Вагнера [шеллингианца], а прочее из Локка, Кондильяка, Кизеветтера, Буле, Жерандо, Гюмарса и др. Сомнения нет, что генерал писал под суфлера—в лице самого автора учебника.