Сочинения

Но [мифы писали] и Гомер, и Фукидид, и Платон, и — нам следует назвать его — Эзоп с Самоса, бывший рабом более по случайности [рождения], нежели по образу жизни [προαίρεσινᾄ], который отнюдь не без ума пользовался ими, являя посредством них свою проницательность. Ибо закон не позволял ему откровенности, потому он и создавал свои символы, словно образы в театре теней [έσκιαγραφημένας], подавая их приправленными смехом и удовольствием. Так что, я думаю, свободные врачи предписывали должное, но тому, кому довелось быть рабом по рождению, <207d> но врачом по ремеслу, поневоле приходилось и льстить, и врачевать своего господина. Потому, если этот киник [Ираклий] находится в таком же рабстве, пусть рассказывает мифы, пусть записывает их, пусть всякий позволит ему быть рассказчиком мифов, но поскольку он утверждает, что он один только и свободен, то я не знаю, почему он нуждается в мифах. Разве что для того, чтобы смешать язвительность и горечь своих символов со сладостью и удовольствием [вымысла], <208a> чтобы разом и облагодетельствовать человека, и избежать мести облагодетельствованного. Но это еще более напоминает рабство. Разве не лучше быть наученным изложением самих дел, истинными именами вещей, называя, как говорят комики, корыто корытом [σκάφην σκάφην][525]? Но что за нужда говорить "Фаэтон" вместо "такой-то"? <208b> Что за нужда осквернять священное имя [έπονυμίαν] Царя Солнца? Кто из людей здесь, в мире[526], достоин называться Паном или Зевсом (будто бы этим богам может быть приписан наш образ мыслей)? Тогда, если это возможно, разве не лучше давать людям их собственные имена? Лучше даже не говорить "давать", но достаточно имен, данных родителями. <208c> Но если не легче учить посредством вымыслов, да и вообще говоря, киникам не свойственно выдумывать такие вещи, почему мы идем на огромные траты[527], и более того, убиваем свое время, составляя и измышляя какие-то мифики [μυθάρια], зачем записываем их и заучиваем?

Но, возможно, ты скажешь, что хотя учение и утверждает, <208d> что киники — а только они одни и причастны свободе — не должны вымышлять ложь взамен истины и заниматься выдумками, чтобы затем декламировать их на людях, однако обычаю этому положили начало Диоген и Кратет, а за ними последовали и остальные киники. Но нигде не найти ни одного примера такого обычая. Но я пока не говорил, что никоим образом не может быть киником тот, кому следует "перечеканивать общую монету"[528], уделяя тем самым некоторое внимание обычаю; я не говорил, что следует обращать внимание исключительно на рассудок [λόγώ], и что тот, кто обрел внутри себя понимание того, что должно делать, <209a> не должен учить об этом вовне. Нас не обманывает то, что сократиками были и Антисфен, и Ксенофонт, что было донесено до нас теми же мифами (позднее я скажу тебе немного об этом). Теперь же, во имя Муз, ответь мне на мой вопрос о кинической философии: должны ли мы полагать ее неким безумием и отнюдь не человеческим образом жизни, но скотским [θηριώδης] расположением души, не красивым, не ревностным, не благим? Эномай[529] заставил <209b> многих так смотреть на кинизм. И если ты хоть как-то заботился об изучении предмета, то мог изучить взгляды этого киника по сочинениям "О вдохновении оракулов" и "Против оракулов", короче — из всего, что он написал. По сути, он хочет всецело искоренить благочестие в отношении к богам[530], обесчестить всякую человеческую мудрость, растоптать законы, отождествляющиеся[531] с прекрасным и справедливым, попрать те законы, что начертаны богами <209c> в наших душах и убеждают нас в существовании богов безо всякого обучения, обращают к ним наши взгляды, устремляют нас к ним, ибо наши души так же относятся к богам, как глаза к свету. Далее, возможно, кто-нибудь отвергнет [веру в богов] также и потому, что второй закон, освященный природой и Богом, приказывает всем и всецело удерживаться от чужого, и ни словами, ни делами, ни тайными энергиями души <209d> не потворствовать нарушениям этого, ибо закон есть водитель к наисовершеннейшей справедливости — разве не достойно это пропасти[532]? И можно допустить, чтобы одобряющий эти взгляды был изгнан, как древле отравители или похитители священной утвари? Чересчур легким будет это наказание для такого преступника! Может быть, побивать в этом случае камнями? Скажи мне, ради Бога, <210a> чем такой человек отличается от бандитов, орудующих в пустынных местах или запирающих побережья с целью грабежа мореходов? Люди говорят, что они повинны смерти, хоть и не вдохновлялись таким безумием[, как ты]! Так, во всяком случае, говорит тот[533], кто считается тобой поэтом и мифологом (а был он героем и демоном), который, подобно пифийскому богу, ответившему неким бандитам, вопросившим оракул, сказал о морских разбойниках:

Взад и вперед по морям, как добычники вольные, мчася,
Жизнью играя своей...[534]

<210b>