Герой Трынкин... Прусты и Джойсы
В московском кафе по инициативе молодого литературного кружка, связывающего свою «творческую биографию» со строительством самолета «Максим Горький», состоялась «конференция героев».
Собрались ударники, строители самолета. Среди них - бригадир Трынкин. Литкружковец Инько прочел собравшимся свой рассказ о постройке самолета. Рассказ был в общем одобрен, и только герой Трынкин остался недоволен: - почему в рассказе не отражена его личная жизнь, не изображается его домашняя обстановка...
Всё это смахивает на новый рассказ Зощенко. Тем не менее это никакая не выдумка. «Конференция героев» действительно состоялась, и герой Трынкин - лицо не выдуманное, а самое реальное, и к голосу его сейчас прислушивается весь «первый всесоюзный съезд сов. писателей». (См. «
Поэт Тихонов, делавший доклад на предсъездной конференции петроградских писателей, начинает свою статью «О поэзии» (Известия 8 авг.)[285]
выдержкой из Леопарди: «При всяком государственном строе обман, наглость и ничтожество будут царить на земле». Этой мрачной картине Тихонов противопоставляет райскую идиллию советского строя, конечно, единственного, при котором ни обман, ни наглость, ни ничтожество не царят на земле. Ему кажется, что тут-то, на клочке земном сов. Союза, свет изменился. В действительности изменился не свет, но отношение к нему. Леопaрди смел возводить какие угодно обвинения на государственный строй «кровожадного капитализма». Тихонов же не смеет при каждом удобном случае не спеть очередного панегирика «советской свободе». Вечно быть начеку, следить, куда дует теперь ветер от стен кремлевских, о чем писать - быть «глубже», т.е. искать обобщений в «строительстве нового человека», или достаточно ограничиться воспеванием самолета «Максим Горький», обязательны в словаре комбайны и комвзводы или «люди революции на Западе и востоке должны входить в основной фон сов. поэзии...» - вот судьба советского писателя, «инженера душ» по определению товарища Сталина. Души «перестраивает» правительство, писатель же, в качестве чиновника от комиссариата инженерии душ, ему в этом помогает. Герой Трынкин при этом играет роль народной инстанции, для видимости санкционирующей распоряжения диктаторов пролетариата.Повсеместно на заводах перед съездом писателей устраивались
Петроградский турбинный завод имени Сталина напечатал в
Здесь роль Трынкина исполняет некий Хинейко: «когда мы обсуждали свои требования к литературе, то старый мастер-краснознаменец Хинейко, человек, проживший трудную, большую жизнь, сказал, что он хочет читать книги, в которых подробно, ясно и увлекательно рассказано, как отстраивается наша страна».
Завод категоричен в своих требованиях к всесоюзному съезду: - «Мы предъявляем вам счет. Первое и главное: боритесь за высокое качество писательской марки, за качество художественных произведений. Мы хотим читать книги с глубокими, идейно насыщенными образами, книги большого художественного мастерства. Не ходульно, не шаблонно и не казенно отражайте радость миллионов, строящих свою жизнь».
– Пиши что мне нравится, - предписывает Хинейко, - да еще мерку выдерживай, не как-нибудь спустя рукава, отмахал и готово...
Второе требование, предъявленное рабочими съезду, - раньше писатель искал героев, теперь сами герои ищут писателя; вот мы сами - поэмы, романы, с нас и пиши...
«20 знатных людей, орденоносцев, имеет один только наш завод. История каждого из них - это роман, повесть, рассказ, поэма в хороших руках мастера... И романы, и поэмы, и пьесы должны говорить о нашей жизни полным голосом. Дерзайте!»
Но не к одному краснознаменцу Хинейко обязан прислушиваться съезд. Есть еще другие «учителя» и «наставники» сов. писателей - дети. На предсоюзные конференции писателей были выпущены комсомольцы-пионеры. На съезде писателей Средней Волги девочка-пионерка с трибуны заявила совещавшимся:
«Т.т. писатели, мы хорошо учимся, умело отдыхаем и вообще растем, а вы отстали от нашего роста» (
На конференции татар-литераторов в Казани 14-летний пионер сделал нагоняй одному писателю, который два года медлит с окончанием начатого рассказа. Другой мальчик требовал от писателей «вводить смешные элементы», переводить немедленно появившиеся по-русски интересные книги и указывал неправильности существующих переводов.
Все эти выступления покрывались «бурными аплодисментами».