Сочинения в 2-х томах. Том 2

В этой сладостной охоте ликует ум; поистине добыча здесь хороша, велика, истинна, прекрасна, питательна, сладостна, совершенна, блестяща, праведна и достаточна. Действительно, он видит, что при определении благого все вышеперечисленное — великое, истинное и так далее — суть само благое; когда определяется великое, в нем благое, истинное и так далее суть это великое, и так в каждом из них все суть оно же само; то есть, поскольку в неином все суть само неиное, благое там не иное для великого, истинного и остальных, равно как великое не иное для благого, истинного и остальных: неиное делает все это не иным. Точно так же иное все их делает иным: благое в ином иное, так и великое, и истинное; поскольку каждая вещь иная, благо не будет там неиным ни для великого, ни для истинного, но как в неином они неиное, так в ином иное. Раз солнце — иное, его благость не есть не что иное как его величие, или истина, и так далее, а каждое из них, оказываясь солнечным, становится иным для иного: благость солнца в своей конкретной солнечности не есть та абсолютная благость, которая в неином, почему и оказывается иной рядом с солнечным величием, солнечной истиной и прочим. Не будь в нем каждое из них иным, они не были бы в еще одном ином, которое зовется солнцем, самим этим иным; ведь солнце хорошо в одном [отношении], велико в другом, истинно еще в другом, и так в отношении каждого. Соответственно, иное по сю сторону простоты неиного не лишено — по отношению к неиному — составности, и более составно то иное, в котором меньше светится неиное; так, в чувственном ином больше составности, чем в умопостигаемом. Причем в солнечной благости, обладающей величием, истиной и прочим, сами благость, величие и так далее — не неиное, но иное рядом с истиной, и каждое иное для каждого, раз они пребывают в солнечной благости, которая сама иная, а именно солнечная. В качестве солнечной благость обязательно отпадает в составность, поскольку от простоты неиного, или Бога, стягивается в солнечную инаковость. Благость, величие, истина и прочее, являясь в каждом составном самим этим составным, необходимо оказываются тем самым иными и составными, тогда как в простейшем Боге они не иные, а сам без составности простой Бог; так причинно обусловленное в своей причине есть сама эта причина.

Все, что может помыслить ум, есть или неиное, или иное. Поскольку неиное есть все то, что может быть, в простоте и совершенстве, различие не свойственно ему, так что все различие, видит ум, присуще иному. И различие модусов бытия этого иного каждый раз получает другие имена; благость, величие, истина и прочее при одном модусе их сочетания составляют то, что называется существованием, при другом — то, что называется жизнью, при еще другом — то, что называется пониманием, и так далее. Причем все существующее, живущее и понимающее есть не что иное как разнообразное принятие неиного, которым все определяется. Откуда следует различие его отражения: в одном ярче, в другом туманнее — ярче и постоянней в духовном, туманней и неустойчивей в чувственном, и там и здесь по-разному.

17. О том же