— Ага, — он презрительно фыркнул. — Однако на деле все это пустая трата времени.
— Почему?
— Почему? Да все из-за проклятого шоссе. Они почти закончили это чертово четырехполосное чудовище, а проходит оно вон там, по ту сторону поля. — Он махнул сигаретой в сторону окна. — Отец до смерти боится, что у Тиддли Пома начнется нервное расстройство, когда по дороге будут грохотать тяжелые грузовики. Уже два года мы пытаемся продать ферму, но никто не покупает, и их можно понять. — Он помрачнел. — И потом неизвестно, они ведь вполне могут отхватить еще кусок земли, забрали же те пятьдесят акров. Вот и настроения нет поддерживать тут порядок, правда?
— Да уж конечно, — согласился я.
— Шли разговоры, что наш дом снесут, — продолжал Питер. — Очень удобное место для станции обслуживания с разными там ресторанами и большой стоянкой для машин… Единственный человек, которому нравится дорога, — мой брат Тони. Он собирается стать автогонщиком. Ему одиннадцать лет. Вот чудило!
За окном послышался хруст гравия и цокот копыт, звуки приближались. Мы с Питером поднялись и вышли во двор. Три лошади пересекли ухабистую дорожку и остановились перед нами. Всадник на первой лошади соскользнул на землю, передал поводья второму и подошел. Подтянутый жилистый мужчина лет под пятьдесят, с густыми каштановыми волосами и усами цвета горчицы.
— Мистер Тайрон?
Я кивнул. Он наградил меня крепким рукопожатием, вполне под стать его манерам и голосу, и посторонился, чтобы дать мне возможность как следует разглядеть лошадей.
— Вот этот гнедой и есть Тиддли Пом. — Он указал на третью лошадь, оседланную молодым человеком, очень похожим на Питера, только, пожалуй, не таким крупным. — А это Пэт, мой сын.
— Очень красивая лошадь, — с трудом выдавил я. Владельцы, по большей части, всегда ожидают похвал, но внешние данные Тиддли Пома говорили неопытному глазу не больше, чем неограненный алмаз. Ничем не примечательная голова, слегка опущенная к слабому плечу, да и к тому же еще тощий, как селедка. Такая лошадь выглядит равно нелепо и на дворе фермы, и на ипподроме.
— Ну нет, — рявкнул Ронси. — Он хорош только в деле, а не на вид. И нечего тут льстить, я этого не люблю.
— Что ж, по крайней мере, это честно, — смиренно произнес я. — У него некрасивая голова и шея, слабое плечо, да и седло в боках он как следует не заполняет.
— Так-то оно лучше. Вы, видно, знаете в этом толк. Проведи его по двору, Пэт.
Пэт повиновался. Тиддли Пом заскакал тряским аллюром, который раз в сто лет отличает прирожденного чемпиона. Эта лошадь от чистокровной кобылы-гунтера и премированного жеребца была потрясающим прыгуном и обладала невиданной для своей родословной скоростью. Когда вдруг появляется такой самородок, не только зрителям, но и самому хозяину нужно какое-то время, чтобы оценить его в должной мере. Сама индустрия по выведению скаковых лошадей подсознательно отрицает возможность того, что звезда в двадцать два карата может отыскаться в стойлах какого-то мелкого владельца. Тиддли Пому понадобилось целых три сезона участия в скачках, чтобы утвердиться в этом качестве.
— В прошлом году мы испытали его в открытом гандикапе, — сказал Ронси.
— И он выиграл четыре скачки из шести, — закончил я за него.
— Ну, ясно, вы это знаете по долгу службы. Пэт! — крикнул он. — Сведи его в стойло! — Он снова повернулся ко мне. — Хотите посмотреть остальных?
Я кивнул и вслед за Пэтом и двумя другими лошадьми отправился через двор к строению, из-за угла которого так неожиданно появился Питер.
За ветхим амбаром в аккуратный ряд выстроились шесть чистеньких деревянных стойл под шиферными крышами со свежеокрашенными деревянными дверями. В отличие от всей фермы, на которой царил распад, они содержались в идеальном порядке. Нетрудно было догадаться, куда вкладывает фермер сердце и душу, конечно же, — в главное свое сокровище.
— Ну вот, — сказал Ронси. — У нас всего одна скаковая лошадь помимо Тиддли Пома, Клондайк, на котором я только что был верхом. Весной он участвовал в скачках гунтеров. По правде сказать, не очень удачно. — Он подошел ко второму стойлу, ввел в него лошадь и привязал. Когда снял и седло, я увидел, что Клондайк куда в лучшей форме, чем Тиддли Пом, впрочем, это мало о чем говорило, разве о здоровье, так и распиравшем его шкуру.
— Выглядит он отлично, — отметил я.
— Дармоед, — бесстрастно произнес Ронси.
— Он иноходец, — с сожалением прокомментировал Пэт у меня над ухом. — Никак не может перейти на рысь. Жаль…
Несмотря на немногословие, я различил в его голосе нотку злорадства и искоса взглянул на него. Он спохватился и попытался изменить выражение лица, однако я догадался, что успехи лошадей вызывают у него противоречивые чувства. Рано или поздно они будут участвовать в скачках на Национальный приз, а он — нет. Там нанимают более опытных жокеев — любителей и профессионалов. В отношении между отцом и сыном существовали свои подводные течения и острые углы.
— А кто в других стойлах? — спросил я Ронси.