Сочинения в четырех томах. Том 3

Глава 7

Я уехал до начала последнего забега, и потому мне удалось занять местечко в купе у окна в почти пустом вагоне для некурящих. Повернув рукоятку обогревателя на полную мощность, я развернул газету посмотреть, что там пишет обозреватель спортивных новостей под псевдонимом Подзорная Труба.

«Тиддли Пом будет участвовать, утверждает тренер. Но уцелеют ли ваши денежки?»

Заинтригованный началом, я дочитал до конца. Он сдул у меня практически все, лишь слегка переиначив детали. Что ж, это комплимент. Плагиат — наиболее чистосердечная разновидность лести.

Дверь в коридор открылась, и в купе, притоптывая ногами от холода, ввалилась компания из четырех букмекеров. Они бурно обсуждали какого-то незадачливого игрока, который полез к ним оспаривать проигравший билет.

— Я и говорю ему, да прекрати ты, кого хочешь обмануть? Может, мы и не ангелы, но и не какие-нибудь там дурни набитые…

На всех были одинаковые пальто цвета морской волны, которые они побросали на верхние полки. Двое поочередно запускали руки в огромный пакет с очень сытными на вид сандвичами, а двое других курили. Каждому было лет тридцать, и говорили они с характерным лондонско-еврейским акцентом, обсуждая теперь в отнюдь не подобающих субботнему дню выражениях поездку до станции на такси.

— Добрый вечер, — поздоровались они, заметив наконец мое присутствие, а один, ткнув сигаретой в сторону таблички «не курить», спросил: «Ты не против, приятель?».

Я кивнул и дальше почти не обращал на них внимания.

Поезд, раскачиваясь, катил на юго-восток, пасмурный день сменился туманной ночью, и пятеро пассажиров постепенно смежили веки.

Дверь в купе с грохотом отворилась. Я нехотя приоткрыл один глаз, думая, что вошел контролер.

В проеме стояли двое мужчин отнюдь не чиновничьего вида. Один, здоровенный парень, протянул руку и опустил шторы с внутренней стороны выходящего в коридор окна. Затем, окинув клерков оценивающе-презрительным взглядом, он мотнул головой в сторону коридора и коротко произнес: «Вон!».

Я все еще не связывал их появление с моей персоной, даже когда букмекеры послушно подхватили свои пальто и один за другим выскользнули в коридор.

Только когда громила извлек из кармана скомканный экземпляр «Блейз» и ткнул пальцем в мою статью, я ощутил, как по спине у меня забегали мурашки.

— В одном месте это не понравилось, — саркастически заметил громила. Сильный бирмингемский акцент. Он сморщил губы, явно упиваясь своей иронией. — Очень не понравилось.

От ботинок до подбородка его облегал грязный комбинезон, над которым виднелась толстая шея, пухлые щеки, маленький мокрый рот и прилизанные волосы.

— Не стоило вам так поступать, право, не стоило, — продолжал громила, — вмешиваться и все прочее.

Он опустил правую руку в карман, и она вновь появилась на свет Божий, обтянутая медным кастетом. Я взглянул на второго. Тот сделал то же самое.

Я рванулся вперед к стоп-крану. Штраф за остановку поезда — двадцать пять фунтов. Здоровяк резким профессиональным ударом пресек мою попытку.

Оба они обучались своему ремеслу на ринге, это было ясно. Все остальное я воспринимал как в тумане. Они не притронулись к моей голове, но четко знали, как и куда бить по корпусу, и когда я пытался отбиваться от одного, в дело вступал второй. Единственное, что мне удалось, это наградить маленького резким пинком по лодыжке, на который он ответил словом из четырех букв и страшным ударом по почкам. Я рухнул на сиденье. Они наклонились надо мной и начали действовать, нарушая все правила «Куинзбери».

Мне вдруг показалось, что сейчас они убьют меня, может, сами того не желая. Я даже попытался объяснить им это, но если и издал какой-то звук, они не услышали. Громила потянул меня вверх и поставил на ноги, а маленький принялся ломать мне ребра.

Когда, наконец, меня отпустили, я медленно повалился на пол и уткнулся лицом в сигаретные окурки и измятые обертки от сандвичей. Я лежал совершенно неподвижно, моля Бога, в которого не верил, чтобы все не началось сначала. Верзила склонился надо мной.

— А он не загнется? — спросил маленький.

— Да ты что! Мы ж ничего не повредили, верно? Сработано в самый аккурат, так или нет? Выглянь-ка за дверь, в самый раз теперь отваливать.

Дверь открылась и снова закрылась, но я долго еще не верил, что они ушли совсем. Я лежал на полу, задыхаясь в кашле и короткими глотками хватая воздух. Меня тошнило. Какое-то время даже казалось, что я заработал эту взбучку не из-за газетной статьи, а из-за Гейл, и мысль о заслуженном наказании на миг облегчила страдания. Боль пронзала, словно раскаленный докрасна железный прут, и только чувство вины делало ее терпимой.

Но сознание вернулось. Оно всегда возвращается в самый неподходящий момент. Я начал медленно приподниматься, стараясь оценить причиненный мне ущерб. Может, они в самом деле ничего не повредили, по крайней мере, так сказал тот, здоровенный. Но судя по ощущениям, на теле не осталось ни одного неповрежденного места.