— Что за чертовщину вы написали в своей кретинской статье? Моя лошадь непременно будет участвовать. Да как только вы посмели… Как смели вы подумать, что мы замешаны в какие-то там темные делишки?
Элизабет не лгала, он и вправду сильно заикался, даже сейчас. Мне стоило большого труда заставить его признать, что ни в одном абзаце статьи не говорится об его иных личных намерениях, кроме самых честных и благородных.
— Единственное, о чем я хотел сказать, мистер Ронси, это о том, что раньше некоторых владельцев под нажимом заставляли снимать лошадей со старта. Так может случиться и с вами. Я просто хотел предостеречь людей, играющих на скачках, посоветовал им потерпеть и не делать ставок раньше, чем за полчаса до старта. Лучше уж играть по маленькой стартовой ставке, чем разом потерять все деньги.
— Я перечитал ее, — рявкнул Ронси, — несколько раз. Никто, уж поверьте мне, ни один человек не сможет оказать на меня нажима.
— Очень хотел бы надеяться, — сказал я. Интересно, подумалось мне, распространяется ли его неприязнь к старшим сыновьям и на младших, станет ли он рисковать их здоровьем и благополучием ради участия Тиддли Пома в Золотом кубке? Возможно, станет. Упрямство засело в его характере, словно железная порода в камне.
Когда он почти совсем успокоился, я спросил, где он узнал мой телефон.
— О, это чертовски непросто, если хотите знать. В этих дурацких справочниках его не оказалось. Люди из справочной наотрез отказались, даже когда я намекнул на срочное дело. Смешно сказать, но меня это не остановило! В конце концов номер сообщил ваш коллега по службе, Дерри Кларк.
— Понятно, — задумчиво протянул я. Дерри вовсе не из тех, кто легко выдает чужие тайны… — Что ж, спасибо. Нашел вас фотограф из «Тэлли»?
— Да, заезжал в пятницу. Надеюсь, вы ничего не говорили в «Тэлли» о… — Он опять начал злиться.
— Нет, — твердо ответил я. — Абсолютно ничего.
— Когда я буду знать наверняка? — голос его звучал подозрительно.
— Номер выходит во вторник, перед началом скачек.
— Завтра же попрошу у редактора черновой экземпляр. Мне надо знать, что вы там написали.
— Сделайте одолжение, — согласился я. Хорошо бы сплавить этого клиента Арнольду Шенкертону. Вот будет потеха!
Все еще кипя, он повесил трубку. Я набрал номер Дерри в твердой решимости излить на него раздражение.
— Ронси? — возмущенно переспросил он. — Никакому Ронси я твой телефон не давал, будь уверен. — В трубке я слышал, как его грудная дочка на всю катушку упражняет легкие. — Что ты сказал?
— Я говорю, кому ты дал телефон?
— Дядюшке твоей жены.
— У моей жены нет никакого дядюшки.
— О, Господи! Но он назвался дядей Элизабет, сказал, что у тети удар, и он хотел бы сообщить вам об этом, но потерял номер телефона…
— Вот хитрая и лживая скотина! — с чувством воскликнул я. — А еще обвиняет меня в искажении фактов.
— Извини, Тай.
— Ладно, чего там… Только в следующий раз проверь сначала у меня. Как мы договорились, помнишь?
— Хорошо. Обязательно. Тай, прости.
— А как, между прочим, он добыл твой телефон?
— Он есть в справочнике британских скачек. В отличие от твоего. Тут я промахнулся.
Я опустил трубку на специальный рычаг у изголовья постели Элизабет и перешел в кресло. И весь вечер мы, как обычно, провели, созерцая тени, мелькавшие в пучеглазом ящике. К сожалению, Элизабет никогда не надоедало это занятие, хотя она часто жаловалась на перерывы между детскими передачами в дневное время. Почему, говорила она, их нельзя заполнить чем-нибудь интересным для прикованных к постели взрослых?
Потом я сварил кофе, сделал Элизабет растирания и другие процедуры и все это с самым заботливым и домашним видом, хотя мысли мои блуждали где-то совсем далеко, как у актера, в тысячный раз исполняющего одну и ту же роль.
В понедельник утром я отвез статью в «Тэлли» и оставил пакет в приемной у секретаря, точно уложившись в крайний назначенный срок. После этого поездом отправился в Лестер на скачки. Дома сидеть не хотелось, хотя это был мой официальный выходной. Кроме того, Эгоцентрик, лотерейная лошадка Хантерсонов, проходил там сегодня предстартовую тренировку, еще одно вполне законное оправдание путешествия.
Из-за сырости, сгустившейся до тумана, видимости почти не было. Я различал только два последних барьера. Эгоцентрик взял четвертое препятствие, и оставшегося у него духу едва хватило бы засвистеть в детскую свистульку. Жокей заорал тренеру, что этот никчемный ублюдок еле-еле перекинул копыта через три барьера на дальнем конце поля и не станет больше прыгать ни за какие коврижки. Тренер ему не поверил и назначил на скачки другого жокея. Веселый денек!
Довольно жидкая толпа мидлендцев в матерчатых кепи и вязаных шарфах усеяла землю использованными билетиками, газетами и бумажными стаканчиками из-под угря в желе. В баре я присоединился к знакомому парню из «Спортинг лайф», рядом с нами четверо журналистов с некоторым недоверием рассуждали о моих нестартерах. Ничем не примечательный день. Один из тех, которые легко забываются. Но дорога домой заставила меня переменить мнение. Подчас забывчивость может стоить жизни.