Сочинения в четырех томах. Том 3

— Сэр Галахад! — пошутила она.

— Нет. Все гораздо проще. Газета начнет лучше распродаваться. И я потребую прибавки.

Она рассмеялась, откинув голову. Упругая линия шеи скрывалась за вырезом платья. Протянув руку, я прикоснулся к ее плечу, мне как-то сразу расхотелось разговаривать.

— Не здесь, — сказала она. — Идемте наверх.

Спальня была обставлена мило, но чувствовалось, это Сариных рук дело. Встроенные шкафы, уютное кресло, книжные полки, огромный бледно-голубой ковер и односпальная кровать. Она разделась и стояла у окна. Обнаженное бледно-бронзовое тело в лучах зимнего солнца.

— Задернуть шторы?

— Как хочешь.

Она потянулась, чтобы задернуть их, и я почувствовал, как сердце мое забилось еще сильнее, потом в сумеречном свете она подошла ко мне.

В три часа она отвезла меня на станцию, но поезд только что отошел. В ожидании следующего мы сидели в машине и болтали.

— Ты каждый вечер возвращаешься домой? — спросил я.

— Часто нет. Две наши преподавательницы снимают квартиру, и несколько раз в неделю после вечеринок или театра я ночую у них.

— Но жить все время в Лондоне тебе не хочется?

— А тебя удивляет, что я могу жить с Сарой и Гарри? Сказать по правде, все из-за денег. Гарри не позволяет мне платить за жилье. И постоянно твердит, что рад моему присутствию в доме. Вообще, он добрый. А в Лондоне придется платить за все самой, и тогда мой нынешний уровень жизни полетит ко всем чертям.

— Конечно, комфорт важнее независимости, — заметил я. Она покачала головой.

— Пока что удается сохранить и то, и другое.

После долгой паузы она вдруг спросила:

— А ты живешь со своей женой? Я хочу сказать, вы не разведены или что-нибудь в этом роде?

— Нет, мы не разведены.

— А каким образом ты оправдал свое сегодняшнее отсутствие?

— Сказал, что еду брать интервью для «Тэлли».

— Ну и дрянь же ты! — Она рассмеялась.

Она была права, разрази меня гром! Вот это называется приложила, и я согласился с ней.

— А она не в курсе твоих… э-э… похождений? Ты что, ни разу не попадался?

Мне захотелось сменить тему разговора. Однако я чувствовал перед Гейл какие-то обязательства, по крайней мере, она заслуживала правды и ничего кроме правды. Но не мог же я выложить всю правду до конца!

— Она ничего не знает, — ответил я.

— А если б знала, была бы против?

— Наверное.

— Но, если она… не спит с тобой, почему бы вам не расстаться? — Я не ответил. Она продолжала: — У вас ведь нет детей?

Я покачал головой.

— Что же тогда тебя держит? Разве те же причины, что и меня?

— О чем ты?

— Пристроился там, где выгоднее. Где есть деньги.

— О-о… — Я едва сдержал улыбку, но она не поняла меня.

— Да и стоит ли упрекать тебя, раз я сама такая же? Значит, твоя жена богата?

Я представил, во что превратилась бы жизнь Элизабет без меня: больничная еда, больничный режим, без возможности уединения, никаких приспособлений, ни телефона, ни света после девяти и подъем в шесть, ни свободы, ни воли. И так навсегда, до конца дней.

— Думаю, — медленно произнес я, — про мою жену действительно можно сказать, что она богата.

Вернувшись домой, я ощутил странную раздвоенность, столь хорошо знакомый мне уклад жизни вдруг показался нереальным. Словно половина моего существа все еще пребывала в Суррее. Я поцеловал Элизабет, а подумал о Гейл. Депрессия тяжко и неуклонно надвигалась на меня, словно черная туча на бегущий поезд.

— А тебя разыскивал какой-то человек, — сказала Элизабет. — Звонил три раза. И голос у него был ужасно сердитый.

— Кто такой?

— Я не разобрала. Он заикался.

— А как он узнал наш телефон? — Я ощущал раздражение и усталость. Мне смертельно не хотелось вступать в телефонные беседы с сердитым человеком. К тому же наш номер не значился в телефонных справочниках, чтобы уберечь Элизабет от излишних звонков.

— Не знаю, но он оставил свой телефон и просил позвонить: это единственное, что мне удалось разобрать.

Мать Элизабет протянула блокнот, где был записан номер.

— Так это Виктор Ронси! — сказал я.

— Да, верно, — с облегчением произнесла Элизабет.

— Что-то в этом роде.

Я вздохнул. Единственное, чего хотелось в эту минуту, — чтобы вся свистопляска, которую я сам заварил, вдруг кончилась, как по мановению волшебной палочки, и чтоб меня оставили в покое.

— Позвоню попозже, — сказал я. — А сейчас мне просто необходимо выпить.

— Я как раз собиралась поставить чай, — с укором проговорила моя теща.

Тихо закипев от ярости, я налил себе двойную порцию виски. Бутылка почти опустела. Воистину черное воскресенье…

Не находя покоя, я поплелся в кабинет и начал перепечатывать статью для «Тэлли». Это механическое занятие постепенно ослабило напряжение и чувство вины, с которым я возвратился в дом. Я не мог допустить, чтобы Гейл слишком нравилась мне. Но нравилась, и очень. Влюбленность в такую женщину может обернуться настоящим адом. Пожалуй, нам не стоит больше встречаться. Это, во всяком случае, я твердо решил. Однако тут же все мое существо воспротивилось этой мысли, и я понял: мне не устоять.

Ронси позвонил еще раз после ухода тещи.