Наборщики были не прочь заработать лишние десять фунтов, продав какую-нибудь скандальную историйку конкурирующей газете. Если юридический отдел и главный редактор пропустят мою статью, в типографию она поступит лишь в последний момент и для махинаций времени не останется. Все скандальные разоблачения «Блейз» оберегала как зеницу ока.
От юристов Дерри вернулся без статьи.
— Сказали, что должны над ней поработать. Позже позвонят.
— Отнесу-ка я этот экземпляр редактору, — заметил Люк-Джон. — Посмотрим, что он скажет.
Он удалился, и Дерри невольно проводил его презрительно-восхищенным взглядом.
— Как ни крути, а именно ради спортивного раздела эту газетенку раскупают люди, которые иначе и в перчатках бы к ней не притронулись. Наш Люк-Джон, несмотря на все подлые штучки, ест хлеб не даром.
Люк-Джон вернулся и сходу включился в бурный спор с футбольным корреспондентом.
Я спросил его, что было на похоронах в среду.
— Похороны как похороны. Холодно. Вдова много плакала. Даже нос стал сиреневым. Красным от слез и синим от холода.
— Прелестно!
Он усмехнулся.
— Сестра все ее утешала. Говорила, как здорово ей повезло, что Берт затеял эту историю с дополнительной страховкой…
— Что?!
— Ага. Так и знал, ты заинтересуешься. Немного поболтал с сестрицей. Две-три недели назад Берт утроил сумму на страхование жизни. Объяснил жене, что при выходе на пенсию они будут лучше обеспечены.
— Так, так…
— Поэтому его смерть должна выглядеть как несчастный случай, — кивнул Дерри. — При свидетелях. Страховая компания могла отказаться платить, если бы не было свидетелей.
— Посмотрим, может, они опротестуют и этот случай.
— Не думаю. Вряд ли удастся. В следственном заключении значится смерть от несчастного случая.
Вошла секретарша редактора с копией моей статьи. Лакомый кусочек в драгоценной упаковке, завязанный колючей проволокой. Судя по слухам, ни одному поклоннику не удалось еще пробиться через шипы к этой розе титульного листа.
В верхнем углу над визой юриста редактор начертал «добро». Люк-Джон взял статью, удовлетворенно кивнул и сунул ее в верхний запирающийся ящик стола, продолжая при этом дебаты с футбольным корреспондентом. Дел у меня в редакции больше не было. Я сказал Дерри, что весь день буду дома, и распрощался.
Я уже почти дошел до двери, когда Люк-Джон окликнул меня.
— Тай, совсем забыл. Тебе звонила какая-то женщина.
— Миссис Вудворд?
— Нет. Постой-ка, я записал… Ах, да, вот оно. Мисс Гейл Поминга. И просила позвонить. Что-то насчет «Тэлли».
Он протянул клочок бумаги с телефонным номером. Я подошел к свободному столу и снял трубку. Рука была твердой. Чего нельзя было сказать о сердце.
— Западная школа изобразительных искусств. Чем могу служить?
— Мисс Поминга…
Мисс Поминга позвали.
Голос в аппарате звучал прохладно и невозмутимо, как тогда, на станции.
— Вы приедете в воскресенье? — Вот так, прямо и по существу!
— Хотел бы. — Сдержанный ответ. — Не знаю, удастся ли вырваться.
— Ах, вот как. Меня приглашали на ленч…
— Что ж, идите, — сказал я, чувствуя, как разочарование оседает в груди тяжелым комком.
— Впрочем, если вы приедете, останусь дома.
Черт бы побрал мамашу Элизабет! Черт бы побрал ее и ее простуду!
— Я очень хочу приехать. При первой же возможности…
После небольшой паузы она спросила:
— Когда вы точно будете знать?
— Не раньше воскресенья. Пока не поеду на станцию.
— Так…
Она помедлила, потом решительным тоном сказала:
— В любом случае сообщите, ждать вас или нет. Я постараюсь устроить так, чтобы пойти в гости, если вас не будет.
— Прекрасно. — Голос мой прозвучал с большим энтузиазмом, чем полагалось бы из предосторожности. Она рассмеялась.
— Ладно. Надеюсь, в воскресенье увидимся. После десяти в любое время. Сара и Гарри уйдут играть в гольф.
— Тогда позвоню в одиннадцать тридцать. Или около того.
— Хорошо, — сказала она. — До свидания. — И повесила трубку.
Я отправился домой писать о Колли Гиббонсе и обедать с Элизабет и миссис Вудворд. Снова рыба: не слишком вкусно и разнообразно. Я слушал прерывистую речь Элизабет, улыбаясь в ответ на ее улыбку, и отчаянно надеялся, что не придется сидеть с ней в этой комнате через сорок восемь часов. Я жевал автоматически, не глядя на еду. К концу трапезы предательство приобрело привкус соли.
Глава 6
Время, назначенное «Тэлли», истекало. В субботу, когда до крайнего срока оставалось два дня, я поехал на скачки в Хитбери Парк на встречу с Дермотом Финнеганом, малозамечательным наездником еще менее замечательной лошадки — участницы Золотого кубка.
Его ирландский акцент был столь чудовищен, что сперва я не понимал ни единого слова. Однако, осушив в буфете чашечку кофе, он несколько расслабился и сознался, что всегда говорит несколько хуже, когда нервничает. Мы продолжили нашу беседу, и ему пришлось повторять каждую фразу не четыре-пять раз, как вначале, а только дважды.