Положение промышленной округи, тяготевшей к Руану, в начале 1811 г. «ухудшается с каждым днем». Прежде всего погибает мелкое, разбросанное по деревням производство, но префект полагает, что эти
рабочие (рабочие-крестьяне) еще могут найти себе другой заработок, но кризис так затянулся, что гибель грозит и «большим руанским мастерским», а тут уже рабочим нечем будет заняться, кроме бродяжничества и нищенства. Правительству пришлось думать о пособии фабрикантам и о помощи рабочим[60]. В середине марта 1811 г. казна сделала в Руане огромные закупки бумажных материй, и только это «подняло дух» хозяев прядильных и ткацких заведений[61]; но, конечно, эта мера да и вообще все субсидии имели лишь чисто паллиативный характер, если даже, как утверждал министр финансов Молльен, в 1811 г. было в общем выдано казной нуждающимся фабрикантам около 13 миллионов франков.В своем месте я уже привел показание Шапталя об общей цифре пожертвований Наполеона за все время его царствования. Эта цифра кажется слишком большой, если сопоставить ее с показанием Молльена, относящимся к самому бедственному периоду — 1810–1811 гг. Во всяком случае казна была очень щедра в 1811 г.
Зато найти частного кредитора становилось все труднее.
Капиталисты, особенно в такие времена, как кризис 1811 г., считали риском, авантюрой
помещение денег в торговые предприятия[62]. Доклады министру о положении вещей на бирже и в торговых кругах за зиму 1810/1811 г. и весну 1811 г. прямо пестрят известиями о банкротствах очень крупных торговых и промышленных фирм[63]. Даже под самые верные обеспечения денег нельзя найти[64]. Уже в начале февраля в Руане, например, говорили, что «скоро можно будет насчитать лишь небольшое число лиц необанкротившихся»[65].Положение торговли и промышленности очень тяжелое; нет уверенности в будущем; мануфактурам и торговле угрожает гибель, читаем в докладной записке управляющего Французским банком от 7 мая 1811 г.[66]
. Он прямо объясняет это печальное положение тем, что покоренные Наполеоном страны так разорены, что потребление французских товаров неминуемо должно было сократиться, и до покорения их, оказывается, французская торговля имела там больше сбыта, чем после покорения. Так было с Испанией, Голландией, германскими странами[67]. Нечего и говорить о приморских городах и департаментах, разоренных потерей колоний и прекращением морской торговли[68]. Даже те хлопчатобумажные мануфактуры, которые стойко держались еще в 1807–1809 гг., теперь, в 1811 г., находятся в упадке, рассчитывают рабочих; хлопок и редок, и дорог, и обложен огромной пошлиной. В Лионе вдруг (после декабрьского указа 1810 г.) прекратились заказы из России, столь важные для шелкового производства; заказы из Германии также прекратились; внутренний рынок для шелкового производства тоже оскудел. Голодают за почти полным отсутствием дела рабочие парижские, занятые выделкой предметов роскоши. Несколько лучше держатся шерстяные мануфактуры. Заметно оскудели средства потребителя и вне, и внутри страны; упадок обрабатывающей промышленности повлек за собой и отсутствие сбыта продуктов земледельческого труда и скотоводства, т. е. сырья. А что потребление заметно сократилось, это управляющий Французским банком считает фактом бесспорным и бросающимся в глаза[69]Кризис 1811 г. представлялся правительству и обществу, прежде всего как кризис потребления
. Ощущение надвинувшегося бедствия было живым и всеобщим[70]. «Нет дел. Биржа имела сегодня еще более мрачный вид, чем вчера»[71], — подобные извещения то и дело мелькают в ежедневных рапортах, министру внутренних дел.Еще в конце 1810 г. и начале 1811 г. банкротства во Франции стали ежедневным
явлением[72]; это продолжалось и весной 1811 г.[73].Урожай 1811 г. оказался, вопреки ожиданиям, очень плохим почти всюду, кроме Пикардии и некоторых центральных департаментов; но его последствия стали сказываться лишь с сентября[74]
, а особенно с октября, так что этот кризис не вполне совпал с кульминационным моментом кризиса промышленного.Вообще вторая половина 1811 г. была несколько лучше. Перелом и улучшение произошли летом; но, конечно, это еще не давало права правительству быть особенно оптимистичным.