Сочинения в двух томах

Не в ряду святых могил,

Нынче с почестью Неаполь

Примадонну хоронил.

Без военного конвоя,

Без монахов и попов,

Сам народ «комедиантку»

Провожал дождем цветов.

Каждый чувствовал, что город

Точно вдруг осиротел,

Ото всех сердец как будто

Добрый гений отлетел...

Не без зависти, мисс Мери,

Вы смотрели из окна,

Как за гробом примадонны

Шла народная волна.

Как, в своих лохмотьях, важно

Ладзароны гроб несли,

Как по их угрюмым лицам

Слезы тихие текли...

Хоть вы знали, пуританка,

Что ценою жгучих слез,

Бурной жизнью, трудной школой

Всё божественной далось...

Мистер Джон об этом знает,

Но молчит ваш мистер Джон...

Вспоминая, сколько фунтов

На нее потратил он...

Но зато мой Савва Саввич,

С простодушием детей,

Бескорыстно рад поплакать

Чуждой скорби, как своей.

«МИСС! НЕ БОЙТЕСЬ ЛЕГКОЙ ШУТКИ!..»

Мисс! не бойтесь легкой шутки!

Мы ведь шутим надо всем,

Шутим даже над героем

Наших собственных поэм...

Да и что моя вам шутка!

Вдруг у ваших ног блеснет

И, как ящерица в камнях,

Шаловливо пропадет.

«ДОН-ПЕППИНО РУССКОЙ БРЕДИТ...»

Дон-Пеппино русской бредит,

Щеголяет в бирюзе

И в Cafe d'Europa^[40] всюду

Чертит пальцем букву З.

Повторяет беспрестанно

При других и про себя:

«Зина, Зина — che bel' nome!»^[41]

И потом: «Люблю тебя».

Так, по-русски... Вот нескромник!

Здесь ведь редкость бирюза,

И, любуясь ею, денди

Шепчет всем: «Ее глаза».

«ПУЛЬЧИНЕЛЛЬ ВСКОЧИЛ НА БОЧКУ...»

Пульчинелль вскочил на бочку,

И толпа уж собралась;

Жест лишь сделал — и вся площадь

Ярким смехом залилась.

Берегись, смотри, проказник!

Этот смех ведь обежит

Целый город — там, как эхо,

В Апеннинах прогремит,

Здесь раскатится по морю

И ударит по скалам

Капри, Исхии, Прочиды,

В домы к смелым рыбакам!

Берегись! хоть Сан-Дженнаро

И с тобою заодно —

Но уж с фортов этих пушки

На тебя глядят давно!

«МНЕ НЕАПОЛЬ ОПРОТИВЕЛ...»

Мне Неаполь опротивел,

Опротивел, как тюрьма!

Это скал на груде груда,

На домах еще дома!

Продавцов, мальчишек крики!

Крики взбалмошных ослов...

Точно город этот вечно

Занят пробой голосов!

Нынче ж, кажется, и в море,

Заглушая всё, идут

Репетиции трескучей

Оперетты «Страшный суд».

«ДУШНО! ИЛЬ ОПЯТЬ СИРОККО?..»

Душно! Иль опять сирокко?

И опять залив кипит,

И дыхание Сахары

В бурых тучах вихорь мчит?

В лицах страх, недоуменье...

Средь безмолвных площадей

Люди ждут в томленьи страстном,

Грянул гром бы поскорей...

Чу! уж за морем он грянул!

И Сицилия горит!

Знамя светлое свободы

Уж над островом стоит!

Миг еще — конец тревоги,

Ожиданья и тоски,

И народ вкруг Гарибальди

Кинет в воздух колпаки!

«ГОВОРЯТ, СО ВСЕХ СОБОРОВ...»

Говорят, со всех соборов

Нынче статуи святых

Собирались в Сан-Дженнаро

О делах судить своих.

Несогласье вышло в мненьях,

Кто храбрился, кто робел;

Порешили напоследок —

Ожидать исхода дел.

«БЛЕСТИТ САЛОН КНЯГИНИ ЗИНЫ...»

Блестит салон княгини Зины,

Но в шумном говоре гостей —

Над мягкой красною фланелью

Сверкают иглы русских фей.

Но как пугливы эти феи!

От бурь войны они бегут:

Княгини Зины чемоданы

Лишь утра завтрашнего ждут!

«НАРОДНЫЙ ВОЖДЬ ВСТУПАЕТ В ГОРОД...»

Народный вождь вступает в город...

Всё ближе он... Всё громче крик...

И вот он сам, средь этих криков

От счастья тих... О, чудный миг!

К нему все рвутся, как на приступ;

Но вот дорвалася одна —

И уж с цветком из рук героя

Уходит, гордая, она!

О, сколько там, в стране туманов,

Средь вечных будничных тревог,

Напомнит Мери этот скромный,

С трудом доставшийся цветок —

И загорелый лик героя,

И пестрых волн народных плеск,

И вкруг на всем, с высот лазурных,

Луча полуденного блеск!

ДОМА

МАТЬ

«Бедный мальчик! Весь в огне,

Всё ему неловко!

Ляг на плечико ко мне,

Прислонись головкой!

Я с тобою похожу...

Подремли, мой мальчик,

Хочешь, сказочку скажу:

Жил-был мальчик с пальчик...

Нет! не хочешь?.. Сказки — вздор!

Песня лучше будет...

Зашумел сыр-темен бор,

Лис лисичку будит;

Во сыром-темном бору...

Задремал мой крошка!..

...Я малинки наберу

Полное лукошко...

Во сыром-темном бору...

Тише! Засыпает...

Словно птенчик, всё в жару

Губки открывает...»

«Во сыром бору» поет

Мать и ходит, ходит...

Тихо, долго ночь идет...

Ночь уж день выводит —

Мать поет... Рука у ней

Затекла, устала,

И не раз слезу с очей

Бедная роняла...

И едва дитя, в жару,

Вздрогнув, встрепенётся —

«Во темном-сыром бору»

Снова раздается...

Отклони удар, уйди,

Смерть с своей косою!

Мать дитя с своей груди

Не отдаст без бою!

Заслонит средь всех тревог

Всей душой своею

Жизни чудный огонек,

Что затеплен ею!

И едва он засветил —

Вдруг ей ясно стало,

Что любви, что чудных сил

Сердце в ней скрывало!..

   1861

ВЕСНА

Посвящается Коле Трескину

Уходи, зима седая!

Уж красавицы Весны

Колесница золотая

Мчится с горней вышины!

Старой спорить ли, тщедушной,

С ней — царицею цветов,

С целой армией воздушной

Благовонных ветерков!

А что шума, что гуденья,

Теплых ливней и лучей,