Сочинения в двух томах

И, вспыливши, император:

«Князь, вы видите, — воскликнул, —

Мне никто во всей Европе

Не дерзает поперечить:

Император ваш — на что же

Он надеется, на что же?»

«Государь! — в ответ посланник, —

Взять в расчет вы позабыли,

Что за русским государем

Русский весь стоит народ!»

Он тогда расхохотался,

А теперь — теперь он вздрогнул...

И глядит: утихла вьюга,

На морозном небе звезды,

А кругом на горизонте

Всюду зарева пожаров...

Вспомнил он дворец Петровский,

Где бояр он ждал с поклоном

И ключами от столицы...

Вспомнил он пустынный город,

Вдруг со всех сторон объятый

Морем пламени... А мира —

Мира нет!.. И днем и ночью

Неустанная погоня

Вслед за ним врагов незримых...

Справа, слева — их мильоны

Там в лесах... «Так вот что значит

«Весь народ!..»»

И безнадежно

Вдаль он взоры устремляет:

Что-то грозное таится

Там, за синими лесами,

В необъятной этой дали...

   1876

М. Н. КАТКОВУ

1

Мы — москвичи! Что делать, милый друг!

Кинь нас судьба на север иль на юг —

У нас везде, со всей своею славой,

В душе — Москва и Кремль золотоглавый;

В нас заповедь великая жива,

И вера в нас досель не извелася,

На коих древле создалась Москва

И чрез нее — Россия создалася.

Там у гробов иерархов и царей,

Наметивших великие ей цели,

Они видней, и ты поймешь ясней,

Куда идти, и как мы шли доселе,

И отчего во дни народных бед,

И внешних бурь, и всякого шатанья,

Для всей Руси как дедовский завет

Родной Москвы звучало увещанье.

Храни ж его, отцов завет святой,

Как Ермоген в цепях, в тюрьме сырой, —

И в жизни путь всегда увидишь правый,

И посрамишь всяк умысел лихой,

Всяк вражий ков и всяк соблазн лукавый.

   1867

2

«Что может миру дать Восток?

Голыш, — а о насущном хлебе

С презреньем умствует пророк,

Душой витающий на небе!..» —

Так гордый римлянин судил

И — пал пред рубищем мессии...

Не то же ль искони твердил

И гордый Запад о России?

Она же верует, что несть

Спасенья в пурпуре и злате,

А в тех немногих, в коих есть

Еще остаток благодати...

   Июль 1887

Ф. И. ТЮТЧЕВУ

Народы, племена, их гений, их судьбы

Стоят перед тобой, своей идеи полны,

Как вдруг застывшие в разбеге бурном волны,

Как в самый жаркий миг отчаянной борьбы

Окаменевшие атлеты...

Ты видишь их насквозь, их тайну ты постиг,

И ясен для тебя и настоящий миг,

И тайные грядущего обеты...

Но грустно зрячему бродить между слепых,

«Поймите лишь, — твердит, — и будет вам прозренье!

Поймите лишь, каких носители вы сил, —

И путь осветится, и все падут сомненья,

И дастся вам само, что жребий вам судил!»

   <1873>

ЗАВЕТ СТАРИНЫ

Снилось мне: по всей России

Светлый праздник — древний храм,

Звон, служенье литургии,

Блеск свечей и фимиам, —

На амвоне ж, в фимиаме,

Точно в облаке, стоит

Старцев сонм и нам, во храме

Преклоненным, говорит:

«Труден в мире, Русь родная,

Был твой путь; но дни пришли —

И, в свой новый век вступая,

Ты у господа моли,

Чтоб в сынах твоих свободных

Коренилось и росло

То, что в годы бед народных,

Осенив тебя, спасло;

Чтобы ты была готова —

Сердце чисто, дух велик —

Стать на судище Христово

Всем народом каждый миг;

Чтоб, в вождях своих сияя

Сил духовных полнотой,

Богоносица святая,

Мир вела ты за собой

В свет — к свободе бесконечной

Из-под рабства суеты,

На исканье правды вечной

И душевной красоты...»

   <1878>

СУД ПРЕДКОВ

Посвящается К. К. Случевскому

«Pauvre feuille dessechee,

De ta tige detachee,

Ou vas-tu?» — «Je n'en sais rien...

Je vais oil le vent me mene...» Arnault^[63]

«Попы увели народ в унию, попы и назад приведут... Так и наука...» (Из одного разговора)

1

К кончине близок князь Андрей.

Он причастился. Слабый свет

Лишь тонких нескольких лучен

Прорвался в темный кабинет.

Пред умирающим сидит

На креслах сын. Примчался с вод,

Отцом был выписан. Глядит

И думает: «Ну, что же?.. Вот

Два века тут лицом к лицу!

Какая ж между ними связь?

Давно душой я чужд отцу,

Давно всем чужд мне старый князь!

Во Франции — легитимист,

Здесь — недовольный камергер,

Спирит, ханжа и пиетист

И bel'esprit a la^[64] Вольтер;

Как совмещалось это в нем —

Бог весть!.. Но он себя считал

Какой-то истины столпом.

Какой — и сам не понимал!»

В то ж время думал старый князь:

«Да. мы уходим!.. Да, огни

Все друг за другом гаснут!.. Грязь

Встает, идет... tout est fini...^[65]

И тот изящный внешний блеск,

И грация, и ум, и вкус,

El cet esprit chevaleresque!..^[66]

Вот с сыном даже расхожусь!

Он — фантазер! Стоял горой

За «эти меры» — дождался,

Да между небом и землей

Повис!.. И всё не унялся —

Опоры ищет — да их нет!..»

Но вдруг старик раскрыл глаза,

Какой-то новой мысли свет

Блеснул в лице — он поднялся

И «Serge, — промолвил, — обещай —

Положим, уж каприз такой, —

Когда умру, приди, читай

Псалтырь ты в церкви надо мной.

Как рассказать тебе! Хоть ночь!

Вот видишь, я ведь тоже был...»

Но стало старику невмочь,

И он в постель упал без сил —

Да и навеки замолчал!

И через миг в дому, крестясь,

В испуге каждый повторял

(Хоть ждали все): «Скончался князь!»

2