Сочинения в двух томах

И вот в соседний монастырь

Свезен он с должным торжеством,

И сын идет читать псалтырь

В старинной церкви над отцом.

Он пренебрег бы, может быть,

Но поднялся кругом уж толк,

Да кто-то вздумал подтрунить, —

Выходит: тут уж чести долг!

В загробный мир, ни в мир чертей

Конечно уж не верил он...

Но — мрак, мерцание свечей,

И лики строгие икон,

И храм, весь полный старины,

Где всё о предках говорит,

Где все они схоронены,

Где пол из их надгробных плит,

Отец, вступающий в их круг

Теперь же, как пришлец домой, —

И в этом царстве мертвых вдруг

Один лишь он стоит живой...

И князь внимательней глядит

Во мрак по нишам и углам...

Вон от хоругвей тень дрожит

До самых сводов по стенам...

Вон место княжеское, где

Под балдахином, с их гербом,

От предка, павшего в Орде,

Преемственно, сын за отцом,

Стоял старейший в роде... Был

Когда-то княжеский престол

На этом месте... Князь открыл

Псалтырь, псалом иль два прочел,

А мысль идет сама собой:

«Всей этой древности — князей,

Когда-то споривших с Москвой,

Потом служивших верно ей,

Всех этих жизней — я итог!

Со всем народом, вся семья,

Все жили, как велел им бог,

Росли, как бор сплошной... А я?

Что я? Отпадший лист для них...

А мог ли не отпасть?.. Вопрос!

Теперь бы на земле таких

Отпадших листьев набралось

На добрый остров! Всех племен

И всех народов!.. Человек

Повсюду рвется из пелен,

Идем, куда ведет нас век...»

Читает князь, а мысль опять:

«Но были ж и у них умы...

Сумели ж из клочков создать

Они — империю!.. А мы?..

Что начинаем мы собой?..

Бедняжка, сорванный листок,

В разлуке с веткою родной

Куда летишь?..» — И князь не мог

Чтоб не вздохнуть... Невольно стал

Читать всё тише... Вот петух

Пропел в деревне... Князь устал,

Он опустился в кресла. Вдруг

Он слышит шорох, легкий шум,

Как бы пронесся ветерок, —

Князь, этот здравый, бодрый ум,

Взглянул — и уж дохнуть не мог...

Как будто на туман иль дым

Фонарь волшебный наведен —

Полупрозрачные — пред ним

Толпа людей — мужей и жен.

Детей и старцев... Впереди

В камзолах шитых, в париках,

Звезда и лента на груди,

А дамы с мушкой на щеках...

За стариками в париках

Другие были старики,

В боярских шапках, в бородах,

Виднелись шлемы, клобуки...

Был на одних наряд свежей,

На ком давно уж полинял,

Чем дальше — то тускней, темней,

И лишь металл один сверкал...

И вот, против амвона, вдруг

Все разодвинулись — сидит

Под балдахином витязь... Вкруг

Как будто судий сонм стоит...

Свет прямо падает на них...

На витязе — венец. Все ждут...

Торжественное что-то... Миг —

И двое, видит князь, ведут

Его отца!.. Знакомый фрак

И камергерский ключ... Да! он!

Что ж это?.. Судят?.. Судят?.. Так!

Отец поник, совсем смущен...

Суд предков — за душу свою

Ответишь богу, мол, а нам

Поведай, как служил царю,

Хулы не нажил ли отцам...

Никак читают приговор?..

Старик шатнулся и закрыл

Лицо руками... К сыну взор,

К нему, с мольбою обратил,

Зовет его, и князь спешит

На зов отца, вскочил... Но вмиг

Исчезло всё... В гробу лежит,

Сквозясь чрез кисею, старик...

Пылают свечи... Мрак кругом

В мерцаньи их как бы дрожит...

Вот Спас в окладе золотом

В возглавье гроба... Князь глядит —

И, как случилось, посейчас

Не помнит он: сама тогда

Рука невольно поднялась,

И он — перекрестился!.. Да,

Перекрестился в первый раз

По многих летах... «Это сон», —

Он повторял, но мысль неслась

Туда, в ту глубину времен,

Что вдруг раскрылась перед ним

Уже не мертвой пустотой,

А чем-то целым и живым —

Какой-то силой роковой,

Которой всё уже давно,

Что нас волнует и крушит»

Разрешено, умирено...

«Ах, сон всё это!» — князь твердит...

3

Но сон иль нет — не в том вопрос;

А только после похорон

Уехать тотчас не пришлось

В чужие край князю. Он

Занялся склепом. Много в нем

Затеял переделок. Крест

Велел позолотить. Потом

Опять замедлился отъезд:

Стал очищать он старый дом,

Открыл, что это ведь музей!

Сокровища нашлися в нем

Ведь от времен еще царей!

И кипы грамот в кладовых,

И писем целая гора!

Да ведь какие? Между них —

Екатерины и Петра!

Ну как же их не разобрать!

И принялся читать их князь,

Меж ними связь восстановлять,

С историей вводить их в связь...

Понадобилось книг — и год

За годом время в вечность мчит, —

Один, все ночи напролет,

Зарывшись в книги, он сидит

И пишет рода своего

Историю... И чудно всем:

Совсем нельзя узнать его!

Другой стал человек совсем!

Россия стала для него

Святыней, избранной страной;

Ее началам торжество

Пророчит в жизни мировой.

«Не могут-де ее понять;

Всё точку зрения берут

На мир из Рима! Надо взять

Из Византии — и поймут!..»

Такое свойство, впрочем, есть

В истории российской: тот,

Кто вздумал за нее засесть, —

Пиши пропал: с ума сойдет!

Один профессор — он в Москве

Средь наших умственных светил

Стоял едва ль не во главе —

Серьезно это говорил.

   1880

ЮБИЛЕИ

ЮБИЛЕЙ ШЕКСПИРА

Преданья Севера изображают бога

Седящим высоко над областью громов:

Спокойный, видит он из светлого чертога

И землю, и моря, движенье облаков,

Полет воздушный птиц, могучий ход китов

И быстрый лани бег; он взглядом проникает,

Как накипает медь и золото в горах,

Как дуб растет, как травка прозябает,

Как в человеческих сердцах

Родится мысль, растет и созревает...

Таков и ты, Шекспир!

Как северный Один,

На человечество с заоблачных вершин