Сочинения в трех томах. Том 1

— Есть тысяча разных способов понравиться женщине, — безапелляционно заявил Джонсон, бегло обрисовав, каким именно путем он добился взаимности у своей последней дамы сердца, — тысяча способов, потому что каждый мужчина — на свой образец и каждая женщина — тоже на свой образец. Что подходит одним, не подходит другим. Но есть один способ, перед которым не устоять ни одной женщине. Прикинься равнодушным, ничем не показывай, что она тебе нравится. Можешь даже позаботиться о ней малость, если есть такая охота, — ну, вроде того, как наш Гэйб заботится о своих пациентах, — про любовь же ни словечка. И так гни свою линию, пока она не поймет, что у нее нет иного выхода, как самой объясниться в любви. Ты что, Гэйб, уходить собрался?

Гэбриел, который поднялся со своего места в очевидном смятении, пробормотал что-то насчет позднего времени, но потом снова уселся, не в силах отвести глаз от Джонсона, словно тот его загипнотизировал.

— Против этого способа женщины бессильны бороться, — продолжал Джонсон, — и за мужчинами, которые им пользуются, нужно следить в оба. Я бы даже преследовал их по закону. Ведь это значит играть на самых святых чувствах! Ловить надо таких молодчиков и выводить на чистую воду!

— Ну а если тот человек не задумал ничего худого, если у него просто характер такой, — жалобно сказал Гэбриел. — Он, может, и к женщинам не привержен, и жениться совсем не хочет, — просто такая повадка.

— Черта с два такая повадка! — сказал неумолимый Джонсон. — Нас-то ему не провести! Хитрющая бестия — не сомневайся!

Отклонив все уговоры повременить, Гэбриел не спеша поднялся, направился к двери и, промолвив что-то о дурной погоде (нарочито небрежным тоном, чтобы показать, что спор ни в малейшей мере не взволновал его), пропал за пеленой дождя, который лил не переставая вторые сутки и успел превратить единственную улицу Гнилой Лощины в бурлящий желтый поток.

— Гэйб сам не свой сегодня, — сказал Джонсон. — Утром я слышал, что его разыскивает адвокат Максуэлл. Что-то у него стряслось. Гэйб — славный парень. Звезд с неба он не хватает, зато за больными ходит замечательно, а в поселке вроде нашего — это великое дело. Жаль, если он забросит своих пациентов.

— Уж не замешана ли тут баба? — усомнился Бриггс. — Он, похоже, разволновался, когда ты заговорил о женщинах. Некоторые считают, — продолжал Бриггс, понижая голос и оглядевшись вокруг, — что Олли, которую он выдает за сестру, на самом деле его дочь. Нянчиться, как он с ней, и ночь и день, забыть про баб, про выпивку, про карты, про друзей, — на это пойдешь только для родной дочери. Не встречал я что-то таких любящих братьев!

— Да и вся эта история про Голодный лагерь и тому подобное не очень-то похожа на правду, — вмешался один из собеседников. — Лично у меня всегда были сомнения.

— Что бы там ни случилось — его забота, — подвел итоги Джонсон, — и меня нисколько не касается. Бывало, конечно, что я говорил Гэйбу, кто чем захворал, и даже давал иной раз полезный совет, но я не стану попрекать его этим, даже если он и влип в какую-нибудь историю.

— Скажу, со своей стороны, — добавил Бриггс, — что если я позволял ему приходить ко мне и лечить мексиканца, это вовсе не значит, что я взял на себя поручительство за его нравственность.

Приход в лавку покупателя прервал дальнейшее обсуждение моральных качеств Гэбриела.

Между тем злосчастный объект этой дискуссии пробирался по улице, прижимаясь к стенам домов, чтобы спастись от пронзительного ветра, пока не вышел на тропу; тропа сперва сбегала в лощину, а потом поднималась по противоположному склону холма прямо к его хижине. Однако спуститься к нему можно было, только пройдя мимо пансиона миссис Маркл. Но не значило ли это — в свете только что услышанного — подвергнуть себя новой опасности, бросить безрассудный вызов судьбе? Взбудораженному воображению Гэбриела представилось, как вдова и Сол совместно набрасываются на него и заставляют зайти к ним в гости, потом другая устрашающая картина — как он пытается проскользнуть незамеченным и вызывает тем приступ истерики у миссис Маркл. Попасть домой можно было и другим путем, обойдя лощину по гребню горы; это значило, правда, сделать крюк в три мили. Недолго раздумывая, Гэбриел зашагал в обход.

Задача была нешуточной; идти Гэбриелу приходилось против ветра, дождь хлестал ему прямо в лицо. Зато трудности пути, потребовавшие от нашего героя напряжения всех физических сил, захватили его внимание и помогли отвлечься от нелепых страхов. Когда Гэбриел добрался до гребня, он впервые по-настоящему увидел, что успели натворить дожди, шедшие без малого уже неделю. Неприметный горный родничок, из которого всего две недели тому назад, гуляя с Олли, он напился воды, — превратился в поток; ручей, через который они оба перескочили без труда, стал бурлящей рекой; в низинах прямо на глазах рождались озера; а дальше долина сплошь была залита поблескивающей водой. В ушах звенело от бульканья и журчания.