Тогда госпожа Лян отправилась в суд и представила судье Фэну обвинение против Линь Фаня — богача из Кантона, обосновавшегося в Пуяне, который якобы похитил ее внука. Она приложила к этой жалобе и ряд более ранних документов, из которых явствовало, что между домами Лян и Линь существует семейная вражда. Но поскольку у госпожи Лян не было ни малейшего доказательства причастности Линь Фаня к исчезновению ее внука, судья Фэн не принял дела к производству.
Госпожа Лян так и живет в своем домике, и, кроме старой служанки, у нее никого нет. С годами она тронулась рассудком. Что же касается исчезновения Лян Кэ-фа, стражник не знал, что и сказать об этом. Кто знает, может, свалился в канал и утонул?
Разузнав кое-что у стражника, Дао Гань поблагодарил его за гостеприимство и пошел взглянуть на дом госпожи Лян. Строение оказалось на пустынной, глухой улице неподалеку от южного шлюза в ряду одноэтажных домишек. Дао Гань прикинул, что в нем вряд ли больше трех комнат. Он постучал в неприветливую черную дверь. Ему пришлось подождать, пока послышалось шарканье шагов и дверь слегка приоткрылась. Ему предстало морщинистое старушечье лицо. Тоненьким голоском старуха спросила:
— Что вам здесь надо?
— Нет ли дома госпожи Лян? — вежливо осведомился Дао Гань.
— Она больна и никого не принимает! — проворчала старуха и захлопнула дверь.
Дао Гань пожал плечами. Он повернулся и осмотрел окрестности. Было очень тихо — никого вокруг, не было даже нищих или уличных торговцев. Дао Гань усомнился, правильно ли поступил судья Ди, поверив без колебаний подозрениям госпожи Лян. Может быть, старуха и ее внук — искусные мошенники, и за их жалостливой историей таится какой-нибудь злой умысел, к которому причастен и Линь Фань. Такая заброшенная местность — прекрасное прикрытие для темных дел.
Дао Гань заметил, что дом напротив этажом выше и сложен из крепкого кирпича. Облезшая вывеска свидетельствовала, что когда-то здесь продавали шелк. Но ставни на окнах были закрыты, похоже, дом был заброшен.
— Здесь мне не везет, — пробормотал Дао Гань. — Пойду лучше попробую узнать что-нибудь о Линь Фане и его семье.
И он отправился в неблизкий путь к северо-западным кварталам города.
Адрес Линь Фаня он нашел в судейской книге, но отыскать дом оказалось непросто. Особняк Линя находился в одной из самых старых частей города. Много лет назад там жила местная знать, впоследствии переехавшая в более роскошные восточные кварталы. Вокруг некогда величественной резиденции лабиринтом разбегались переулки.
Изрядно поплутав, Дао Гань наконец отыскал нужный дом — большой особняк с внушительными воротами. Прочные двойные двери, покрытые красным лаком, были усеяны медными украшениями. Высокие стены по обе стороны ворот были в отличном состоянии. У дверей восседали два больших каменных льва. Вид у них был мрачный и угрожающий.
Дао Гань хотел пройти вдоль стены, чтобы найти вход со стороны хозяйственных пристроек и одновременно составить представление о размерах особняка, но убедился, что это невозможно. Справа путь ему преградила стена, слева были развалины.
Он повернул обратно и, свернув за угол, зашел в овощную лавку. Там он купил кое-какие соления и, пока расплачивался, мимоходом спросил, как идут дела.
Зеленщик вытер руки о фартук и сказал:
— Здесь сильно не разбогатеешь. Но мне грех жаловаться. Все в моей семье здоровые и сильные, вот мы и работаем с утра до ночи. Нам хватает на чашку риса в день, немного овощей из лавки и на кусочек свинины раз в неделю. Чего еще желать в этой жизни?
— Тут за углом есть большой особняк, — заметил Дао Гань, — полагаю, что у вас хорошие клиенты.
Зеленщик пожал плечами.
— На мое несчастье, из двух ближайших особняков один уже много лет пустует, а в другом живет горстка чужеземцев. Они приехали из Кантона и говорят так, что даже друг друга понять не могут. У господина Линя есть участок земли на северо-западе, у канала, и каждую неделю крестьяне привозят ему целую телегу своих овощей. Они и медяка не оставят в моей лавке!
— Что ж, — сказал Дао Гань, — я некоторое время жил в Кантоне и знаю, что кантонцы — люди общительные. Наверное, слуги господина Линя часто забегают сюда поболтать.
— Ни разу такого не было, — раздраженно ответил зеленщик. — Они все сами по себе и ставят себя выше нас, северян. Но тебе-то что за дело до них?
— Вообще-то, — ответил Дао Гань, — я занимаюсь обрамлением картин. Вот я и подумал: может быть, здесь, в большом особняке, в стороне от улицы мастеровых для меня найдется работенка..
— Зря стараешься, приятель, — сказал зеленщик. — Еще ни один уличный разносчик или мастеровой не переступал порог этого дома.
Но Дао Ганя было непросто обескуражить. Завернув за угол, он достал свой хитрый мешок и сложил бамбуковые палочки так, будто внутри лежат банки с клеем и кисточки багетчика. Он поднялся по ступеням к воротам и громко постучал. Довольно скоро в двери открылся зарешеченный глазок, и на Дао Ганя уставилось чье-то угрюмое лицо.