Судья послал на кухню стражника с необходимыми указаниями. Все спустились с террасы и направились в большую трапезную, стоявшую во втором дворе. Толпа зрителей потекла в передний дворик, злобно кляня монахов.
Судья Ди извинился перед генералом и другими спутниками за то, что не может взять на себя роль хозяина застолья. Чтобы сэкономить время, он хотел во время еды дать дальнейшие указания своим помощникам.
Пока генерал, отставной судья и двое мастеровых вежливо уступали друг другу почетное место за столом, судья Ди выбрал столик поменьше, стоявший поодаль, и сел за него вместе с советником Хуном, Ма Жуном и Цзяо Таем.
Двое послушников поставили перед ними чашки с рисом и маринованными овощами. Они вчетвером ели молча, дожидаясь, пока послушники не удалятся.
И тогда только судья, криво усмехнувшись, сказал:
— Боюсь, что в последние дни все вы, а особенно советник Хун, не понимали, что со мной творится. Теперь наконец вы услышите мои объяснения.
Покончив с рисом, судья отложил палочки и начал рассказ:
— Вам, советник, наверное, больно было видеть, как я принимаю взятку от этого негодяя настоятеля. Три слитка золота и три — серебра! Дело в том, что, хотя в то время у меня еще не было плана действий, я знал: рано или поздно мне понадобятся средства. Вам известно, что других доходов, помимо жалованья, у меня нет, и я не осмелился бы взять деньги из судейской казны, боясь, что шпионы настоятеля заподозрят, что я собираюсь что-то предпринять.
Оказалось, что этой взятки хватило как раз на то, чтобы расставить ему ловушку. Два золотых слитка ушли на выкуп девушек из дома, которому они принадлежали. Третий я передал Сливе, чтобы подкрепить ее просьбу настоятелю оставить ее на ночь в храме. Один слиток серебра я отдал управляющему почтенного коллеги Ло, судьи из Цзиньхуа, в качестве вознаграждения за посредничество в сделке, часть средств пошла на доставку двух девушек в Пуян. Второй слиток серебра я отдал своей супруге, чтобы купить девушкам новые платья. На остальное были куплены плащи и наняты роскошные паланкины, в которых девушки прибыли в храм вчера вечером. Поэтому можете успокоиться, советник.
На лицах помощников судьи отразилось облегчение. Судья снисходительно улыбнулся и продолжил:
— Этих двух девушек я выбрал в Цзиньхуа, потому что распознал в них те добродетели, которые делают наших крестьян основой процветания Империи, добродетели, которых не поколебали превратности злосчастной профессии. Я был уверен, что если они помогут мне осуществить мой план, то все пройдет успешно.
И сами девушки, и моя семья думали, что я приобрел их себе в наложницы. Я не рискнул доверить кому-либо мою тайну, даже первой жене. Как я уже упоминал ранее, у настоятеля могут быть шпионы среди слуг нашего особняка, а я не мог позволить, чтобы хоть какие-то сведения просочились. Я вынужден был ждать, пока девушки привыкнут к новому образу жизни, чтобы в дальнейшем они могли сыграть роли знатной дамы и служанки, и лишь потом я мог приступить к выполнению своего плана.
Благодаря неустанной заботе моей первой жены, Слива необычайно быстро вошла в роль, и вчера я решил действовать.
Судья взял палочками немного солений.
— Вчера, расставшись с вами, советник, — продолжал он, — я сразу отправился в четвертый дворик и рассказал девушкам о моих подозрениях касательно храма Великой Благодати. Я спросил Сливу, согласна ли она сыграть уготованную ей роль, добавив, что она вправе отказаться, ибо у меня есть другой план, не предусматривающий их участия. Она же, негодуя, ответила, что никогда бы не простила себе отказа участвовать в спасении женщин от посягательств бессовестных монахов.
Тогда я велел им надеть лучшие платья из тех, что купила им моя жена, и, не выставляя их напоказ, облачиться в плащи с капюшонами, как у буддийских монашек. Они должны были тайком покинуть суд через заднюю дверь и нанять на рыночной площади два лучших паланкина. По прибытии в храм Слива рассказала настоятелю, что она якобы наложница крупного столичного деятеля, настолько крупного, что имени его раскрывать нельзя; его первая жена очень ревнива, а теперь еще — о ужас! — и господин к ней, кажется, охладевает. Боясь, что ее выгонят из дома, Слива кинулась в храм Великой Благодати: это ее последняя надежда. Детей у ее господина нет, и, если бы она родила ему сына, ей нечего было бы бояться.
Судья Ди замолчал. Его помощники и не притронулись к еде.
— Что ж, история Сливы была вполне правдоподобной, — продолжал судья, — но, зная, что настоятель очень хитер, я все же боялся, что он откажет ей в просьбе, потому что Слива не называет своего настоящего имени и избегает подробностей личной жизни. Поэтому я посоветовал Сливе разжечь в нем жадность и низкое влечение. Она должна была преподнести ему слиток золота и очаровать его, в то же время намекая ему так, как это умеют женщины, что и он ей приятен.