Душа. Иной раз, размышляя про себя о том, какое удовольствие должны вкушать блаженные души, когда они, по благой милости Господа отделившись от своих тел, возвращаются на свою небесную родину, чтобы насладиться созерцанием первой и высшей истины, я нисколько не удивляюсь тому, что апостол Павел — который частично вкусил этого удовольствия, когда был восхищен на третье небо[512]
— сказал, что не желает ничего другого, как лишь, освободившись от тела, быть со Христом. И наводит меня на эту мысль великое наслаждение, которое я ощущаю, когда изредка, немного освободившись от помех, доставляемых телом, как сейчас, имею возможность с помощью света, который даровал мне мой Господь, создавая меня по Своему образу и подобию, рассматривать природу стольких прекрасных и разнообразных земных существ, составляющих и украшающих этот мир, а затем с их помощью воспарять, созерцая небесные и божественные создания. Поэтому часто я говорю сама себе: «Какое же великое удовольствие должны получать те души, которые всем существом стремятся к созерцанию божественных сокровищ, если столь велико мое удовольствие от созерцания тех немногих понятий, которые у меня есть и о небесных, и о земных созданиях!» А ведь я не целиком стремлюсь к этому, ибо силы, тем временем занимающиеся пищеварением и прочими операциями, необходимыми для сохранения моего тела, столь тесно со мной связаны, что не могут мне не мешать. Правда, природным теплом от переваривания пищи они способствуют тому, чтобы к голове поднимались испарения, которые, затем сгустившись, связывают чувства и порождают сон; поэтому я имею возможность уединиться, как теперь. О, поистине блаженны души, мало занимающиеся мирскими делами и призраками, запечатленными в их воображении чувствами, — они пребывают в довольстве самими собой! Нет, разумеется, ничего удивительного, если они подчас прозревают грядущее; поэтому люди их премного прославляют и считают героями, полубогами и божественными существами. Но увы! Не могу больше предаваться этим сладким и приятным мыслям; я же чувствую, что природное тепло до такой степени поглотило и истощило испарения, насылающие сон, что Джусто скоро проснется. Ну так вернемся к нашим обычным обязанностям; и если он не захочет занять меня чем-нибудь другим, немного побеседуем с ним, как обычно.Джусто. С какой радостью и удовольствием я немножко поспал! Не могу сказать толком, сон или что другое, пока я спал, доставило мне такое удовольствие. Не знаю, испытывал ли я когда-нибудь в жизни подобную радость.
Душа. Джусто, будь мне благодарен, что сегодня во время сна ты запасся такой бодростью, ведь я была тому главной причиной. Правда, и ты мне в этом помог, потому что вчера вечером мало съел.
Джусто. Моя дорогая Душа, я очень и очень тебе благодарен. Но скажи мне, как ты оказалась тому главной причиной?
Душа. Пока ты был связан сном, мне не мешало ни излишнее количество пищи, ни наше обычное занятие; я уединилась и стала сама с собой negoziare, предаваться некоторым размышлениям, порожденным во мне твоими чувствами.
Джусто. Остановись и, прежде чем продолжать, скажи, что значит negoziare, я этого слова не понимаю.
Душа. Negoziare значит заниматься чем-либо, прилагая к этому все усилия; и этот глагол происходит от понятия, которое латиняне обозначали словом negotium, а на нашем языке оно звучит как faccenda.[513]
Джусто. В таком значении это слово, должно быть, употребляется совсем недавно; что-то не припомню, чтобы когда-нибудь его слышал.
Душа. Да. Но разве я тебе не говорила, что постепенно языки совершенствуются и по мере надобности изобретают новые слова.
Джусто. Начинаю этому верить.
Душа. Так пусть ученые не утверждают, что-де невозможно перевести науки на наш язык из-за того, что в нем нет многих слов, необходимых для того, чтобы их выразить. Ибо такие слова заново создадут в языке, как это уже было со словами, обозначающими повседневные понятия.
Джусто. Хорошо. Продолжай свои рассуждения!
Душа. Итак, я тебе сказала, что, будучи свободна от твоих помех, углубилась в эти познания и чувствовала такое удовольствие и наслаждение, найдя себе столь мирный приют, что не только сама была счастлива, но и тебя сделала счастливым. Вот почему у тебя был такой спокойный и мирный сон, который ты хвалил.
Джусто. Ну что же, если делать это в твоих силах и ты меня любишь, как утверждаешь, почему же ты не даешь мне возможность всегда спать так же хорошо и столько, сколько мне необходимо?
Душа. Потому что вражда, существующая между нами или, лучше сказать, природная противоположность весьма часто не позволяет мне этого делать.
Джусто. Как же так?