Сочинения. Воспоминания. Письма

– Довольно попел, старик стал, настало время послушать молодых певцов, я стал аксакалом, песня хороша только в молодости, и каждый должен знать свое время.

Шли дни за днями, года за годами, как караван верблюдов. Не до песен было в степи. Пронеслось по степи: «Царь на войну берет киргиз», – и серым волком ощетинилась степь, оскалила зубы, и ничего не могли сделать казаки царские с киргизами, не желавшими подчиняться царскому приказу. Потом приходили в степь чехи, казаки Анненкова грабили скот, сжигали аулы, рубили юрты на костры, засевали тела киргизок семенем разбойничьим, не до песен было в степях киргизских.

Но всему бывает конец; настало мирное время, и опять киргизы вспомнили свои песни. Лучшим певцом по всей степи теперь считался Азрет. Многие говорили: Азрет поет лучше, чем когда-то пел кокчетавский певец Алимжан.

И было так. Проснулась степь от зимнего сна, сбросила белоснежное одеяло. Поют жаворонки, на золотом песке греется зеленая верткая ящерица. Перекати-поле с осени целую зиму билось у куста таволожника, как пойманный в капкан хорек, и теперь еще не может вырваться из цепких ветвей таволожника. Весенний ветер расчесывает шерсть овец и разносит по степи запах весенних трав. И в это радостное время к темносинему озеру Чаракты с розовыми солончаками и красными травами съехались киргизы поговорить, порадоваться солнцу, весне, поесть молодой баранины. Сидели киргизы большим кругом и слушали внимательно того, кто выходил на середину круга. А когда солнце из алых крыльев облаков начинало мигать оранжевым маревом, киргизы приступили к угощениям: на больших деревянных блюдах в сурпе[60] мясо барашков. За едой обсуждали все слышанное и советовали послать лучшего певца Азрета в Москву, чтобы он спел там степные песни благодарности людям, которые знали все горе киргизское и избавили киргиз от подъяремной жизни.

Когда певец Азрет узнал, что его хотят послать в Москву спеть песни благодарности, он сказал:

– Я этого не могу сделать: мои песни понятны вам, а кто поймет мои песни там? Для вас я с радостью буду петь новые песни.

И Азрет пел:

– Знамя благодарности проносится в Сауре в весенний месяц. По небу летят гуси, в бирюзовом небе жемчужными нитями летят лебеди и журавли и на своих спинах несут маленьких птичек. Свет солнца зарождает травы…

Звуки песни замирали до тишины и вновь неслись, доходя до радостного крика, – это была песня жизни. И даже старики кричали:

– Хорошо. Друс, бале. Это лучше даже, чем песня кокчетавского певца Алимжана.

И тогда было так: вышел к Азрету старик и сказал:

– Молод ты еще и не поешь как следует. Дай мне домбру, и я спою, и, если нужно, не побоюсь спеть и там, в Москве.

– Что же, послушаем, спой, аксакал. Или думаешь, что карканье вороны приятнее песен жаворонка?

И отдал Азрет домбру аксакалу.

– Эх, давно не брал тебя в руки, домбра. Послушайте старика.

И аксакал запел:

– Ветер джель[61] степной поет отчизне. В небесах восходит вечно месяц Ай. Проклят тот, кто ради жалкой жизни позабудет степной край. Выйду в степь на раздолье. На зеленеющий простор. В край, где ветер на приволье прилетает из-за гор…

О, это была длинная песня, и слушатели остались довольными.

Потом аксакал пел:

– …Если бы был у меня конь, как вихрь степной, я всю степь бы объездил на нем и догнал бы свою молодость. И на всю степь бы спел песню радости. Мысли мои молоды, адуша состарилась… не вернуть мне мою молодость. На зубах горы – моя юрта, стережет ее зуб-кедр. На закате вчерашнего дня я убил большого гуся. Ай, бай-бича, свари мне сурпу из гуся.

– Хорошо! – сказали слушатели.

Потом пел аксакал:

– Лентяй Джамгуль, джатак Джамгуль. Эх, Амиля, не знаешь ты своего мужа. Богат Джамгуль, как бай, могуч, у меня, Джамгуля, табуны из туч. Юрта Джамгуля из бирюзы. Ковры из бархата полыни. Вчера жена ругала Джамгуля: «Бедняк ты, лентяй!» Эх, Амиля, обманула тебя жадность…

– Эту песню, – сказал один из слушателей, – я в молодости слышал от лучшего певца Кокчетава Алимжана.

И еще спел песню аксакал:

– Юрта стояла на берегу реки Чуяна. Девушка Айню ходила за водой, устала. Джигит Чекмар проезжал мимо, зорким глазом беркута увидел. Аргамака напоил, спустился к реке. Девушку через седло перекинул. Три дня скакал до аула.

Тоскует по невесте Алимжан, тоска-печаль в душу заглянула.

– Это сам Алимжан, я вспомнил его песни, его голос. Это сам кокчетавский певец Алимжан.

– Правда ли это? – спросили слушатели.

– Да, я нарушил обещание, взял домбру и спел свои песни молодости. Зачем я это сделал? Неподходящее дело: петь старикам песни – это время молодости. Вы видели: у меня седая борода, и я пел для вас. Вы хотите знать, зачем я пел? Послушайте старика Алимжана.