– Алимжан был богатым, скота у Алимжана было много, но скот умирал от недоедания на солончаках, а зимой от джута. Взятки царских начальников довели Алимжана до бедности, и джатаком на окраине города Павлодара жил Алимжан. Потом Алимжан за двадцать копеек в день грузил пузатые баржи. Стосковался о степи, вернулся в степь и песнями стал выплакивать киргизское горе; киргизский народ любил своего певца Алимжана. Полюбил Алимжан девушку, но не было чем заплатить калым, и певец Алимжан песнями выплакивал тоску. Потом, когда горе вошло в степь, когда белые бандиты убивали киргиз, замолчал певец Алимжан. А теперь старик Алимжан захотел жить. Вся степь – снова наша, киргизская, скот снова сыт, жить да радоваться… Я чувствую эту радость в своих мыслях, в своей крови, жить, жить хочу. Хочу новые песни спеть о радости киргизской, пойду в Москву, сяду на площади базара, там, где много народа, и им споет старый Алимжан на русском языке песни радости новой киргизской жизни. Слушайте новую радостную песню жизни старика телом, а душой молодого Алимжана.
Но не услышали новую песню Алимжана. Заунывно вскрикнула и сразу замолкла домбра. И, покачнувшись, упал Алимжан – старое сердце умерло.
Медленно, равномерно, караваном верблюдов двигается время. Новые песни поет новый певец Азрет. Каждую весну летят в степь птицы, каждую осень пауками разбегаются по степи перекати-поле. А в Москве никто не знает о том, что старый певец Алимжан собирался на площади Москвы спеть свою новую песню о радости жизни.
Опубликован в газ. «Рабочий путь» (Омск) 1926, 3 окт.
Фархатское ущелье
Самарканд – город с европейской культурой, а рядом старый Самарканд, со своей культурой Востока.
Большая площадь Регистан, огромные мечети сверкают на солнце синими эмалевыми рисунками. Своя жизнь, свои звуки у старого Самарканда. Огромные деревянные колеса арбы скрипят заунывно, как улетающие осенью журавли; ишаки, маленькие, серые, везут кладь больше, чем сами, и кричат, как автомобильные гудки, громко и надоедливо.
Удивительно много лавок. Хозяева сидят, поджав ноги, как огромные тарантулы в своих норах, и ждут добычи. Движется толпа, большие белые чалмы, шелковые халаты с яркими цветными узорами, как крылья самаркандских бабочек, женщины, закрытые чадрой. И промчавшийся автомобиль кажется здесь совершенно ненужным.
На площади Регистан певцы и сказочники былин, мадды, монотонно тянут заунывную песню или сказку, помахивая в такт палочкой.
Мадды – хитрые люди. Им жаль всего уходящего, и они хотят остановить время и потому вспоминают далекое прошлое, подвиги Тамерлана, постройку его мечетей. Мадды ненавидят все новое, не любят кинематограф, чуя, что кинематограф отнимает их доход, но хитрые мадды знают, что всему старому приходит конец, и начинают улавливать неуловимое – «дух времени», заимствуя приемы московских писателей: старые сказки они переделывают на новый лад. А два особенно пронырливых мадды, Шафуат и Хаям, решили, что нельзя терять ни старых слушателей, ни новых, и потому один рассказывает сказку о прошлых героических временах, а другой эту же сказку рассказывает в переделке на новый быт. Слушатели довольны – кричат:
– Маку, друс, бале! (Правильно, справедливо, хорошо!)
Шумит старый Самарканд своими особыми восточными звуками, солнце играет на грандиозных постройках с синими, зелеными эмалевыми узорами.
Мадда Шафуат, помахивая палочкой, монотонно тянет сказку о Фархатском ущелье, и я поддаюсь гипнозу: стою под жаркими лучами солнца, жалею, что на моей голове нет чалмы, и хочу дослушать, чем все это кончится. Если бы известный московский писатель на площади в жаркий день вздумал читать свой рассказ, едва ли у него были бы слушатели, а этот мадда Шафуат умеет словами в жаркий день удержать слушателей.
Вот что рассказывает мадда Шафуат.
– Слушайте, слушайте, правдивая история: о красавице Альмагуль, о Хазрое и Фархате.
На высоком берегу Сырдарьи стоит дворец красавицы Альмагуль. Много богатства в этом дворце, а еще больше богатства в самой Альмагуль: красота, быстрый ум, доброе сердце и жалостливая душа – даже до великого Константинополя достигла весть о богатстве, красоте Альмагуль!
Пчелы слетаются на цветок, а женихи – во дворец Альмагуль; но не хотела видеть женихов красавица Альмагуль и говорила своему старому отцу – хану ДжарТазы:
– Мой умный старый отец, много ты видел, много знаешь, много накопилось в голове твоей мудрых мыслей, скажи, кого мне выбрать мужем?
Покачал своей седой старой головой Джар-Газы:
– Кого выбрать, разве я знаю, разве об этом можно спрашивать? Когда сильнее забьется сердце, когда покраснеют твои щеки и ты это почувствуешь при виде мужчины, того и выбирай.