Сочинения. Воспоминания. Письма

Вот! Весна с воробьиной свитой,
небо – в венце голубого пожара!
Уйду! Снегом слезливым на солнце вытаю,
паром взовьюсь с груди тротуара,
а потом: в рай, где блаженство и проч.,
пухлым блином улыбку вылив,
и перепуганные ангелы шарахнутся прочь,
трепыхая метелками облезлых крыльев…

Здесь Л. Мартынов чудачил наперегонки с С. Орловым («Поповичем»), Н. Мамонтовым («Мамонтычем»), В. Шебалиным (да-да, тем самым известным советским композитором) и др.: «Звери дикие – слова мои, шерсть на них и рога» (Л. Мартынов); «Стихи для сытых – лучшее варенье, а я – поэт, голодный! Ем настроенья» (С. Орлов); «У 100 „а“ уста, как жалы алы, а у нея уста устали жалить, стали стали подобны» (Н. Мамонтов); «Верю тебе, Люцифер новоявленный, верю, гений воистину ты, только с другой стороны» (В. Шебалин – Гордости культурной Сибири А. Сорокину) и т. п. «Так чудили выдумки слов в полумраке уличных расщелин одинокий сумрачный Забелин и хмельной лирический Грязнов» – это, пожалуй, одна из характернейших примет «антоносорокистского» содружества.

Но вместе с тем в этом клубе-лаборатории шли поиски, пробы и в совсем иных направлениях, причем как по форме, так и по существу.

Из образцов «иного по форме» приведем, например, полушутливое подражательное мартыновское посвящение «Жизни», почти классика (!):

Подруга светлая моя,
ты жить меня и верить учишь,
ласкаешь ты больней, чем мучишь,
сурова женственность твоя.

Или замечательное без всяких скидок стихотворение Николая Калмыкова «Пять часов»:

День медлит в комнате и тихо умирает.
Вот час, что все цвета и контуры стирает,
час бледных сумерек в тумане ноября.
Лишь золотым лучом на миг еще горя,
на темном фоне стен блестит багет эстампа.
Как несказанна грусть, прекрасна и легка,
как в этот тихий час мечтается,
пока еще не внесена приветливая лампа.

Не случайно А. Сорокин, разбирая как-то импровизации Н. Калмыкова, записал, обращаясь к остальным: «Учитесь!» Л. Мартынов считал Калмыкова самым талантливым поэтом среди литклубовцев. Но именно он, не успев начать, погиб – погиб в уже мирное время (был убит при невыясненных обстоятельствах в 1922 г. в районе железнодорожного вокзала Омска). В фонде Сорокина сохранилось ЛЛ. около десяти листов его поэтических зарисовок (см. Д. 632, листы 29–38, 40–41): «У старого короля совсем мало войска…», «Зал Эпикура» («Эпикурейцы в темном зале, как неврастеников отряд, что было – все пересказали, эпикурейцы в темном зале тоскуют, курят и молчат…») и т. д. Возможно, и «Отель „Под луной“» – его же (вообще, не атрибутированных произведений в фонде много, и требуется предельно кропотливая работа, дабы по всем установить авторство).

В архиве сохранилось и шутливое – но когда в шутке очень большая доля правды – послание Г. Маслова. Георгий Владимирович Маслов был во многих отношениях фигурой примечательной. В свое время он учился на историко-филологическом факультете Петербургского университета, активно участвовал в работе знаменитого Пушкинского семинария С. А. Венгерова (опубликованы несколько его серьезных литературоведческих работ), в Омске служил рядовым в армии Колчака. Он был влюблен в Пушкинскую эпоху и посвятил трагической судьбе известной красавицы первой половины XIX в. Авроры Шернваль поэму («Аврора» была опубликована Ю. Н. Тыняновым в 1922 г.). 3 марта 1919 г. Г. Маслов написал Антону Сорокину:

Не знаю, маниак иль плут,
Но цели Вы достигли в мире,
И в вечер хоть на пять минут,
Но вспомнят «гения Сибири».
Вам все равно, сердца затронув,
В святую высь уплыли Вы,
А нас жестокий огнь Антонов
Терзает с ног до головы.