Сочинения. Воспоминания. Письма

Но вернемся к архиву писателя. Значительное место в его «посмертной» части занимает переписка. Это письма и телеграммы-соболезнования сибирских писателей и поэтов вдове А. С. Сорокина Валентине Михайловне; переписка ее с литераторами-коллегами А. С. Сорокина по вопросам судьбы творческого наследия писателя; тут же и письма личного характера – дружеские, заботливые, поддержавшие в свое время Валентину Михайловну.

Помимо посланий-соболезнований, показательно, скажем, письмо И. Черникова (если правильно расшифрована подпись). Письмо отправлено еще до известия о смерти А. Сорокина, из мира с Антоном Семеновичем, но в мир (о чем автор еще не знает) уже без него: «Милая Валентина Михайловна! С тревогой слежу за всеми несчастьями, которые последовательно сваливаются на Вас („сокращение А. С.“ на прежней работе, перевод в неприспособленное помещение, простуда, клиника – горловая чахотка – В. Ш.). Как здоровье Антона Семеновича? Здоровы ли Вы? Я очень скучаю по вашей милой комнатке, где мы проводили дружеские вечера. Антону Семеновичу, конечно, нужен хороший курорт, о чем, я думаю, позаботится Союз писателей. Вам же необходимо хорошее твердое настроение, которое поможет Вам выкарабкаться из всех этих невеселых историй. Жму ваши руки, привет Антону Семеновичу. Посылаю письмо Зазубрина».

Сохранились письма Ановых: Николая Ивановича и его жены с приглашением Валентины Михайловны в гости, проникнутое тревогой о ее положении; письма Ирины Ивановой – сестры писателя Всеволода Иванова.

Из наиболее характерных писем второй группы отметим, например, письмо М. Никитина о том, что «рассказы, переданные А. Садыкбаеву (для Казиздата), уехали с ним в Семипалатинск», а «Огонек» и «Правда» «рассказы не взяли», зато «в „Прожектор“ устроил кое-что. Пьесу передал по назначению в театр Корша или Революции… собираются попытаться поставить». И, наконец: «Получили ли ответ от М. Горького»? А вот письма из Казиздата: одно с просьбой выслать им рукописи А. Сорокина, поскольку предыдущую посылку издательство «не смогло получить» (?!), и другое – с уведомлением, что Казиздат «издает лишь на казахском языке», а потому рукописи пересылаются «в ОГИЗ – в Алма-Ату». Целый блок писем связан с обязательством сибиряков, данным, можно сказать, над гробом Антона Сорокина и закрепленным некрологами. «Необходимо сделать творчество А. Сорокина известным широкому читателю», – писали «Сибирские огни». «Необходимо собрать и издать его рассказы», – подтверждал руководитель Сибирского союза писателей В. Зазубрин. «Антон Сорокин не дождался издания своих произведений, достойного заслуг писателя… Наша… общественность должна восполнить этот пробел», – настаивал А. П. Оленич-Гнененко, а Л. Мартынов уверял: «Во всяком случае Сибкрайиздат издаст книжку» Антона Семеновича.

Переписка с Сибкрайиздатом продолжалась довольно долго, а разрешилась во второй половине октября 1929 г. официальным уведомлением Валентины Михайловны: «Рукопись книги „Напевы ветра“ послана в Москву Госиздату… Мы пишем (в сопроводительной): „Антон Сорокин – талантливый и своеобразный сибирский писатель, наиболее удачные произведения которого, безусловно, заслуживают издания… К сожалению, острый бумажный кризис и необходимость массового выпуска сельскохозяйственной и другой практически важной литературы не позволяет нам издать книгу Сорокина в ближайшее время, и мы просим ГИЗ взять это издание на себя. Для непосредственных переговоров в Москву выезжает вдова писателя“». И подпись: «Г. Вяткин».

А ведь еще в самом начале «Сибири сибревкомовской» именно Антон Сорокин сурово взывал, требовал (писал: «это почти приказание») от партийно-ревкомовских лидеров (одновременно – литераторов в той или иной мере), дабы они «освободили из-под ареста сибирского талантливого писателя Г. Вяткина». Обращаясь к А. П. Оленичу-Гнененко, К. А. Попову, Е. Полюдову, Ф. Березовскому и др., Сорокин подчеркивал: «Жизнь каждого из вас я знаю… не сразу родились вы большевиками, было время, вы шли и сами против большевизма»[46], а что касается Вяткина, – «умчался паровоз, потерпел крушение, и все стрелочники стали виноваты». Однако «в исторической контрреволюции слишком много виновных, и посадить всех в тюрьму невозможно».

Впрочем, то было начало возрожденной советской власти, когда мощная революционно-демократическая волна, сливаясь с Советами, решила исход смертельной схватки и затем пробила-таки в жизнь нэповскую (исходно революционно-демократическую) альтернативу. Но уже в конце нэповской эпохи сибиряки-литераторы столкнулись с напором левачества. С. Родов, А. Курс, А. Панкрушин и др. строчили доносы в ЦК ВКП (б) о «сибирской литературной реакции» и «чрезвычайном покровительстве» ей co стороны Сибкрайкома и добивались от Я. Д. Драбкина, заведующего отделом печати ЦК, указаний Сибкрайкому фактически о насаждении рапповства-вапповства[47].