Сочинения. Воспоминания. Письма

– Напишем подлинную жизнь. Начнем, как она торговала дегтем под горой, потом – горничная у купцов Кузьминых, кража денег у пьяного Кузьмина, сокрытие девичьего греха, выход замуж за приказчика по фамилии Шанин. Шанин – доверенный фирмы Дерова. Фиктивная покупка магазина Дерова, так как Деров не желал расплачиваться с кредиторами. Присвоение магазина Шаниным. Отравление Шаниной своего мужа. Любовник Ручкин. Постройка большого магазина на месте, где торговала дегтем. Платеж по четвертаку за рубль. Торжество Шаниной, почет и уважение. Шанина – член многих научных и благотворительных обществ. Ну разве это не биография, достойная опубликования?

Представитель заговорил языком золота и дал издателю взятку восемь тысяч, чтобы удалить из газеты Антона Сорокина.

На другой день издатель говорит Антону Сорокину:

– Ничего не поделаешь, теперь редактор – Щепеткин.

И газета приняла хулиганский порнографический уклон.

Два бюста

В Омск приехал скульптор Пожарский. Служил он счетоводом во врачебной службе Омской железной дороги.

В это время праздновали восьмидесятилетний юбилей Потанина. Сам Потанин просил Пожарского пожертвовать в музей его бюст. Узнав об этом, Антон Сорокин попросил Пожарского пожертвовать и бюст Антона Сорокина, предупредив, что таковой принят не будет.

– Не может быть, чтобы работу Пожарского не приняли!

Когда Пожарский привез два бюста, бюст Потанина приняли!

– А бюст Антона Сорокина нам не нужен.

Пожарский увез бюсты обратно, а Антон Сорокин написал в музей письмо, что опубликует, что желание юбиляра не исполнено. Тогда к Пожарскому послали за бюстами. Потанина поставили в зале, а Антона Сорокина бросили на чердак.

Антон Сорокин, узнав об этом, разбрасывает по городу тысячу открыток с фотографиями бюстов Потанина и Антона Сорокина, с биографиями из словаря Брокгауза, с надписью: «Бюсты находятся в музее – один в зале, другой на чердаке».

По просьбе любопытных приходилось таскать бюст для показа с чердака. Наконец разбили. Антон Сорокин взамен разбитого жертвует свой бюст еще большего размера с предупреждением, что при разбитии новый бюст будет еще большим.

Превратна судьба не только людей, но и бюстов. В 1925 году видел Антон Сорокин в музее свой бюст: рядом лежал бюст старика Потанина с отбитым носом.

Скандал первый

Антон Сорокин еще до захвата власти Колчаком знал, что Колчак привезен Гайдой со специальной целью. Громов («Принцесса Греза») сообщил, что генералы-чехи с Колчаком будут в ресторане «Летучая мышь».

Билеты в «Летучую мышь» стоили дорого и все были распределены между приближенными Колчака.

В «Летучей мыши» был негласный банкет в честь приезда Колчака, Громов для меня достал билет от редакции «Речи».

Все шло хорошо.

Электрические лампочки бросают яркие блики на золотые погоны, медали и ордена. За белыми столиками – красивые нарядные дамы, напудренные, в бриллиантах. Звон шпор. Иностранная речь. Все как в благородном обществе. Поют «Шарабан», «На солнце оружьем сверкая». На открытой сцене – танцы в славянских костюмах.

Неподдельные лакеи с салфетками на руках важно несут шампанское.

На сцену выходит сам Балиев, возможно что и поддельный, и говорит:

– У нас искусство свободно, не то что у большевиков! Каждый может исполнить все, что желает.

За столиками сидели артисты. Начались выходы с явно агитационной целью.

Неожиданно для инсценировщиков на сцене появляется Антон Сорокин.

– Я желаю говорить.

Балиев шипит:

– Нельзя… Я не разрешаю…

– Я желаю говорить. Сказали: искусство свободно, а не разрешают!.. Я, Антон Сорокин, от имени сибирских писателей…

И начинает Антон Сорокин чтение рассказа, написанного совместно с Всеволодом Ивановым, «Тартарапь-корабль».

Содержание рассказа таково.

Море. Шторм. Гибнущий корабль, груженный золотом, а на корабле – во время шторма – борьба за власть, борьба за золото.

Тут начали шикать, кричать «довольно» и стучать вилками о тарелки.

– Что довольно? Вы шуметь, навозные люди?! Навезли вас сюда в Сибирь – для чего, вы сами знаете! Так молчите и слушайте сибирского национального писателя!

– Это большевик, я пристрелю его, не мешайте мне!..

Выстрел в потолок. Возня за столиком. Уговаривают офицера успокоиться.

– Не могу! Это большевик! Пристрелю!

Напуганный Валиев гасит электричество, и хор поет «Быстры, как волны, дни нашей жизни».

Антон Сорокин знал, что убийство в данный момент недопустимо, и потому зажигает свечу и говорит:

– Эх вы, навозные люди! Хотите меня, несущего вам свет, выкурить темнотой! Этого не сделать. Хотите убить меня? Но разве можно убить неубиваемое? Я не один. Я только радио, принимающее слова моей родины Сибири.

И докончил рассказ под молчание аудитории.

Валиев почтительно докладывает: «Вас просят». – Потом шепотом: «Будьте осторожны… Адмирал Колчак… Верховный правитель. По секрету – только вам…»

– Садитесь. Оригинально, весьма оригинально. Хотим с вами побеседовать. Не стесняйтесь.

Мой скромный костюм, тихий вид, мое молчание было принято за стеснение.

Генералы словно с советских плакатов. Гайда. Колчак. Сыровы с черной повязкой на глазу. Янчевецкий. Язвицкий. Их женщины.