Сочинения. Воспоминания. Письма

И Антон Сорокин раздает «денежные знаки шестой державы, обеспеченные полным собранием сочинений Антона Сорокина; подделыватели караются сумасшедшим домом, а не принимающие знаки – принудительным чтением рассказов Антона Сорокина».

На другой день извозчики привозили деньги в помещение, где происходили вечера Бурлюка, и требовали обменить. Эти деньги они приняли от своих седоков, по наивности думая, что деньги выпущены новым правительством.

На другой день я был арестован, но, когда написали протокол и мне дали его подписать, я сделал надпись: «Фердинанд Шестой».

– Что это значит?

– Ничего особенного. Понятно, как стеариновая свеча: я сошел с ума. Разве нормальный полезет в диктаторы? И вы, нормальные, должны не протокол писать, а отвезти меня в сумасшедший дом или подчиняться моей диктаторской власти. Другого выхода нет.

Посоветовались, пожали плечами и отпустили.

Скандал четвертый

Бурлюк доволен

Давид Бурлюк рисовал картины, но был не в духе. Напротив сидел улыбающийся, как луна, Всеволод Иванов. Бурлюк рисунки портил, ставил кляксы и откладывал в сторону. Я скомкал их и бросил под стол.

Давид Бурлюк расправил и говорит:

– Не для этого я стал Давидом Бурлюком, чтобы бросать мою работу.

И действительно, эти мятые рисунки на выставке были раскуплены.

– А хотите, Давид Давидович, я завтра вас поставлю в затруднительное положение?

– Меня? Никогда!

– И я же вас выручу.

На вечере я сказал:

– Давид Бурлюк такой же жулик, как и Антон Сорокин. Оба мы действуем гипнозом. Никакого нового искусства нет, это мне сам Давид Бурлюк говорил, а так мы очищаем у вас карманы от денег, потому что вы глупы, как бараны. Собрав с вас деньги, Бурлюк может отдохнуть и рисовать настоящие картины, а вы, раскупившие цветные кляксы, радуетесь: вот знаменитость, Давид Бурлюк рисовал, десять рублей платил, а мой трехлетний сын так же рисует. О, это много, значит, талант у сына!

– Антон Семенович, я лишаю вас слова, вы клевещете, этого я ничего не говорил.

Крики:

– Слово Антону Сорокину, слово!

– Футуристы ссорятся!

– Слово Антону Сорокину!

– Футуризм – это жульничество, я вам докажу. Если я скажу, что стихи могут быть бессмысленны и заменять музыку, живопись заменит скульптуру, а скульптура должна стремиться, чтобы зафиксировать слово, вы, развесив уши, будете слушать, но если такие же глупости я буду говорить о вещах, вам знакомых, вы будете хохотать.

Давид Бурлюк вздумал вести хозяйство по-футуристически, кур и гусей он стрижет на шерсть, на собаках делает запашку, молоко служит для удобрения земли. Но подобные глупости делать в искусстве позволительно благодаря тому, что вы мало понимаете в искусстве. Вот что говорит Давид Бурлюк о вас.

– Антон Семенович, вы прекратите вашу клевету, или я вышвырну вас.

– За меня слушатели, я замолчу, если вы мне дадите пятьдесят ваших картин.

– Хорошо, вы получите шестьдесят пять.

– Мир заключен, контрибуция получена, и я продолжаю; все, что вы слышали, конечно, только шутка. Футуризм – это жизнь, без футуризма вы не можете сделать ни одного шага. Посмотрите на ваши сапоги и на французские каблуки ваших жен – вместо копыт футуризм создает дамские туфельки с высоким каблуком. Молоток делается не в виде кулака, а футуристической формы. Глаз – фотографический аппарат, уши – телефон, соловей обращается в рояль – видите, как футуризм искажает все взятое из природы для того, чтобы создать… лучшую жизнь…

Аплодисменты. Давид Бурлюк доволен.

Скандал пятый

Антон Сорокин решил последовать примеру Колчака и объявить себя диктатором.

Сегодня я выкину антре. Зажигаю свечу и читаю манифест:

«Мы, милостью мысли, Антон Сорокин, в газетном колпаке шут Бенеццо, кувыркаемся на подмостках мысли человеческой. Лицо наше размалевано и одеяние в тусклых блестках. Мы приходим к холодному городу давать наше представление, скулить, как подбитый пес, и делать веселой битую морду…» – и так далее.

Этим манифестом я объявил себя диктатором над приехавшими в Сибирь писателями.

Придворные поэты Колчака не хотели признавать диктатуры Антона Сорокина.

На заборах омских улиц, главным образом около гостиницы «Европа», на самом бойком месте мною вывешивалась ежедневно заборная газета. Там я выкидывал цирковые антре:

«Сегодня в три часа пройдет здесь Антон Сорокин, мозг Сибири, и раздаст подарки».

Ждала всякий раз толпа, которая получала портреты Антона Сорокина и всякий отброс: пуговицы, спички…

В тот день на базаре было двадцать портретов Антона Сорокина – печального, радостного, плачущего, смеющегося, показывающего нос…

Надпись: «Жизнь писательского диктатора в портретах…» Толпа невероятная. Давка, смех и издевательство.

Портреты были сорваны, а я арестован.

Обращение вежливое: стакан чая, печенье двух сортов: английское и японское.

– Для чего вы навесили двадцать ваших портретов?