– Я смерти не боюсь; если всех писателей начнут убивать, единую неделимую Россию этим не создать. Если я делаю преступление, для этого есть суд, а не расправа из-за угла. На случай смерти у меня приготовлено воззвание, оно хранится у надежных людей.
Давид Бурлюк нарисовал несколько моих портретов и выдал мне следующее шуточное удостоверение:
«От Всероссийской федерации футуристов. Национальному великому писателю и художнику Сибири Антону Сорокину. Извещение.
Я, Давид Бурлюк, отец российского футуризма, властью, данной мне великими вождями нового искусства, присоединяю вас, Антон Сорокин, к В. Ф. Ф. Приказываем отныне именоваться в титулах своих великим художником, а не только писателем, и извещаем, что отныне ваше имя вписано и будет упоминаться в обращениях наших к народу: Давид Бурлюк, Василий Каменский, Владимир Маяковский, Велимир Хлебников, Игорь Северянин и Антон Сорокин.
Подписал действительный член, учредитель о-ва „Бубновый валет“, член Президиума московских художественных организаций Давид Давидович Бурлюк, скрепил Сергей Спасский».
Выставка у Давида Бурлюка была шедевром. Неудивительно, что зрители не вмещались в зале.
Давид Бурлюк боялся попов, докторов и полиции.
– С этими людьми будьте осторожны, Антон Семенович, вреда причинить могут много.
И потому Антону Сорокину стоило большого труда уговорить Давида Бурлюка выставить картину «Распятие Антона Сорокина».
Успех этой картины был невероятный. Стояли толпы народа.
Подходит священник.
– Что это? Большевизм! Где устроитель? Где?! Кощунство!
Давид Бурлюк напуган.
– Что, я не говорил: попы – это сила? Много вреда могут сделать.
– Какие пустяки, Давид Давидович! У меня все предусмотрено.
– Что же, увидим.
– Кто звал устроителя выставки? В чем дело?
Священник важно, нараспев, видимо желая поиздеваться, говорит:
– Придется звать полицию: протокольчик составить на предмет привлечения к ответственности за кощунство.
Давид Бурлюк толкает незаметно в бок Антона Сорокина:
– Ну что, я не говорил?
– Да, кощунство, большевизм, издевательство над Сыном Божьим, – распевает поп.
– Вы, батюшка, по всей вероятности, страдаете близорукостью. Наденьте очки и посмотрите, что написано: «Это не Христос, а разбойник, – пояснение идиотам и глупцам». Давно ли, батюшка, стали защитником разбойников? Как вам известно, на крестах и разбойников распинали.
Батюшка кипятится:
– После того как Христос освятил крест пролитием за нас и наши грехи своей пресвятой крови, крест есть вещь священная. Да и притом оскорбление священного моего сана. На мне благодать Святого Духа и вдруг – «идиотам и глупцам». Не потерплю такого издевательства! Автора сих богомерзких картин должно отправить в Большевизию, здесь ему не место.
– А мы исправим!
И Антон Сорокин приписал пояснение: «Для идиотов и глупцов, а также для умных и с благодатью Святого Духа иереев: это не Христос, а разбойник».
Хохот публики. Священник старается скрыться.
– Куда вы, батюшка? Зовите полицию для составления протокола на предмет привлечения за кощунство.
Священник сердито плюет на пол и говорит:
– А ну вас, футуристов, к дьяволу, связываться не хочется. Зараза большевизма.
Я объявил себя диктатором над писателями: Вяткиным, Ауслендером, Лидией Лесной и другими. Требовал, чтобы для меня приобрели автомобиль.
– Вы как стадо баранов без диктатора. Мы, Антон Сорокин, почувствовали стремление к власти и желаем быть диктатором, буду выпускать приказы. Ауслендеру приказываю не отбивать хлеб у чернорабочих слова, газетчиков, а писать стилизованные рассказы. Вяткину – поэту-лирику – приказываю не увлекаться административными должностями…
– Я не подчиняюсь вашему приказу! – кричит Ауслендер.
Давид Бурлюк радостно улыбается. Ненавидит он Ауслендера до того, что его фамилию не произносит, а говорит «Сережка Слендер».
– Я не подчиняюсь, – говорит Вяткин, – это же клоунада!
– Что? Клоунада? Вяткин возвышает голос перед диктатором писателей, а почему не протестует, когда в спину убивают Новоселова? Я убивать никого не могу. Я власть захватываю, власть клоунскую, но без убийства и насилия. Встать перед первым в мире диктатором над писателями!
Аудитория понимает сатиру, встает и кричит:
– Да здравствует диктатор писателей Антон Сорокин!
– А теперь получите деньги.