Сочинения. Воспоминания. Письма

Матушка Аграфена говорит: «Дорогие родственники и знакомые, к вам за помощью я. Нет больше моей моченьки жить с ним. Ведь он с ума сошел… совратили его сектанты-нехристи, и отпал он от православия, и потерял разум. Все молчала, скрыть хотела, думала, одумается». – «В чем же дело?» – спросил миссионер. «Наладились к нему сектанты ходить и разговоры вести до поздней ночи. Я молчала, дура была, вот и послушайте, что вышло. Он говорит: неправильно я Евангелие понимаю, нужно исполнять Нагорную проповедь. И стал он задумываться, а потом смотрю, стал он старую одежду, старые сапоги раздавать бедным, а за двадцать лет много накопилось, все раздал. Я молчала, потому уважала, думала, этим кончится. Раздал он все старое платье, говорит: зачем я его хранил двадцать лет, когда столько людей бедных, а у меня много старья понапрасну лежало и гнило. Ну, думаю, успокоился, ан нет, стал он раздавать коров, лошадей, куриц, уток и хлеб. Пшеницы-то лежало десять тысяч пудов, всю раздал! Полна ограда народу, и все с мешками, прямо одурели. А он-то и говорит: „Несите, сколько кто может на себе унести“, а они жадны, насыпят, а нести не могут, отсыпают; не стерпела я и пошла к старосте, а староста-то и говорит: „Свое раздает, ничего не могу поделать, такого закона нет. Что поделаешь, свое добро раздает“. А стала я плакать, а он-то, Афанасий-то, и говорит: „Вот Евангелие, и сказано в нем“. Я даже наизусть заучила, что он мне часто говорил, сама-то я неграмотна, не читала Евангелия, будто бы там написано: „Если хочешь быть совершенным, пойди, продай имение твое и раздай нищим. Трудно богатому войти в Царство Небесное“. Что он меня Евангелием пугает?! Он с ума сошел! Мой дедушка, мой отец протоиереями были с камилавкой, да и у владыки были на хорошем счету. Умными людьми считались, да не то что раздавать, а все старались прикопить побольше, а ведь наизусть всю Библию знали. Он с ума сошел, а какие гуси, курицы, утки жирные были! К Рождеству откармливали! Все раздал! Он с ума сошел! Или вот сегодня, приготовила закуски, а он позвал оборванцев, и, пока я ходила в кухню, оборванцы все и слопали. Опять в город посылала». «И вино все выпили?» – сказал диакон. «И вино все выпили оборванцы, – ответила матушка Аграфена. – Не сошел ли он с ума? У меня дочь и сын в гимназии учатся, а он все деньги стал раздавать». – «Да, племянница, дела не важны, позови его, я с ним поговорю, – сказал протоиерей из города. – Амы пока выпьем и закусим».

Матушка Аграфена ушла за Афанасием, а гости принялись за выпивку. Псаломщик Саватий наливал коньяк Шустова и угощал о. Еремея: «Выпей, прошу, как друг прошу, хороший коньяк, – и вдруг неожиданно для о. Еремея притопнул ногой и запел: „У Фоки было семь детей, семь детей, семь детей, семь детей, семь детей. Они не пили, не ели, друг на друга все глядели…“».

Пришел о. Афанасий в старенькой рясе, испуганными глазами посмотрел на гостей и сказал: «Мир вам, братие». Протоиерей из города громко начал говорить: «Знаешь ли ты, Афанасий, зачем мы собрались сюда? Нас позвала матушка Аграфена, защиты искать у нас она хочет. Не хочется даже верить, что ты уклонился в ересь и вводишь соблазн в свою паству. Правда ли, что ты стал раздавать свое имение? Правда ли, что за требы ты не стал брать денег?» – «Правда, – сказал о. Афанасий, – ибо сказано в Евангелии: просящему у тебя дай. Любите врагов наших. Не заботьтесь для души вашей, что есть или что пить, ни для тела вашего во что одеться. Итак, не заботьтесь и не говорите, что нам есть, или что нам пить, или во что одеться, потому что всего этого ищут язычники». – «Ну уж, не скажите, – сказала диаконица, – мясо по 15 копеек фунт, а дрова-то шесть с полтиной сажень, не позаботься, так и с голода околеешь, как собака».