Содом и Гоморра

В Эрменонвиле иногда в вагон садился г-н де Шевреньи, чье имя, объяснил Бришо, означало, так же как имя монсеньора де Кабриера, «место, где собираются козы». Он приходился Камбремерам родственником, и по этой причине, а также потому, что они находили его утонченным, его часто приглашали в Фетерн, но только если не ждали гостей, которых нужно было впечатлить. Г-н де Шевриньи круглый год жил в Босолее[356] и был еще бо́льшим провинциалом, чем они. Поэтому, на несколько недель приезжая в Париж, он не терял ни дня и посещал все, что «нужно посмотреть», так что иной раз множество слишком поспешно переваренных спектаклей несколько его оглушало, и когда его спрашивали, видел ли он такую-то пьесу, он иной раз сомневался и не знал, что сказать. Но такая растерянность нападала на него редко, потому что парижскую жизнь он знал во всех тонкостях, что присуще людям, которые редко бывают в Париже. Он советовал мне «новинки», которые следует посмотреть («Оно того сто́ит!»), но, в сущности, они были для него просто способом хорошо провести вечер; в эстетическом смысле он был невеждой и даже не подозревал, что «новинки» в самом деле иной раз могут оказаться новым словом в истории искусства. Так, ставя все увиденное на одну доску, он нам говорил: «Однажды мы ходили в „Опера Комик“, но спектакль оказался не бог весть что. Называется „Пелеас и Мелизанда“. Чепуха. Перье[357] играл, как всегда, хорошо, но лучше его смотреть в чем-нибудь другом. Зато в „Жимназ“ дают „Владелицу замка“[358]. Мы смотрели два раза; сходите, это сто́ит увидеть, и потом, играют изумительно; тут вам и Фреваль, и Мари Манье, и Барон-сын»[359]; он называл мне даже имена актеров, которых я в жизни не слыхал, причем не предварял их церемонными «г-н», «г-жа», «мадмуазель», как поступил бы на его месте герцог Германтский: тот одним и тем же торжественно-презрительным тоном рассуждал о «песенках мадмуазель Иветт Жильбер»[360] и «экспериментах господина Шарко». Г-н де Шевриньи не прибегал к таким оборотам, он говорил: «Корналья» и «Деэлли»[361], как сказал бы «Вольтер» или «Монтескье». Желание рассуждать об актерах свысока, свойственное аристократам, отступало у него перед провинциальным стремлением выглядеть в столице своим.