Софийские рассказы

Смотрел я на него, и душа моя разрывалась на части. Под глазами у него залегли тени от бессонницы. Ко всему прочему Еленка провалилась на конкурсе на радио, поэтому теперь было не до песен. Все мы были в трауре. Входили домой и выходили из дому молча, не общаясь между собой.

— Мне бы только местечко, браток! — вздыхал порой свояк, когда не было моей жены. — Только местечко, чтоб было где голову приклонить. Потом вы увидите, на что я способен!

Глаза его наполнялись слезами, и мне хотелось расплакаться. В конце концов я не выдержал, пошел к товарищу Мичеву и рассказал ему обо всем.

— Вот что, брат, — ответил он мне. — Квартирный вопрос — дело очень сложное… Я не оспариваю таланта этого товарища, но настало время тебе подумать и о самом себе… До каких это пор, между прочим, ты собираешься жить в этой дыре, оставшейся от прошлого? Радка права, что борется за жилплощадь! Не упрекай ее!

Он встал и долго расхаживал по кабинету. Потом опять сел за свой стол и начал перелистывать какие-то бумаги в красной папке.

— На днях освобождается одна небольшая квартира, сейчас ее занимает наша администрация… Мы ее еще никому не обещали…

— Но, товарищ Мичев!..

— Говорю тебе, не возражай!.. А этот, как его, Харамиев, писатель, пусть временно останется в полуподвале… Правильно я говорю?

— Спасибо, товарищ Мичев, спасибо! — начал кланяться я.

А он встал и отругал меня, потому что не любил поклонов. Потом взял телефонную трубку и подал мне знак выйти из кабинета.

Радостный, как на крыльях, полетел я по лестницам вниз и помчался поскорее домой, чтобы сообщить там радостную весть. Свояк и Еленка устроили мне аплодисменты. А жена еще больше помрачнела.

— Не будет этого! — сказала она. — Я отсюда и шагу не сделаю, пусть мне хоть палаты делают!

— Радка! — начали мы ее уговаривать все вместе.

— Нет! — Она была тверда и непреклонна.

И конечно, в солнечную квартиру переселились свояк и Еленка, а мы остались жить в полуподвале, как и раньше, довольные благополучным исходом дрязги, которая грозила рассорить нас навсегда. А так ведь не должно быть, верно? Потому что каждый имеет право на счастье, независимо от того, где он живет — в полуподвале или в солнечной квартире.

Об одном мы только горевали — о Дряновском монастыре, где так хорошо было проводить свой летний отпуск… Свояк, увлеченный бухгалтерской и писательской деятельностью, забыл и о природе, и о своем здоровье… Но говорят, что профсоюзы уже начали думать над этими вопросами. Так что было бы только терпение…

Зафиров возвращается

Неожиданная весть молниеносно разнеслась по кварталу:

— Зафирова сняли с работы! Зафирова посылают на мясокомбинат!

Я ходил по улицам с почтовой сумкой через плечо и никак не мог успокоиться. Заглянул и в «Граово», после работы конечно, чтобы поразузнать, так это или не так, но все безрезультатно — никто ничего толком не знал… Один только повар усмехнулся многозначительно через окошечко кухни и подмигнул мне: мол, не твое это дело… И я решил больше не расспрашивать. Но поскольку я человек любопытный, то не вытерпел и пошел в налоговое управление к Ивану Г. Иванову будто бы затем, чтобы поговорить о партийном просвещении. Он посмотрел на меня, как всегда, строго и сказал:

— Так это ты распространяешь эти зловредные слухи?

— Нет, — ответил я ему. — Об этом весь квартал говорит, а может, и вся столица… Кое-кто будто бы его даже видел — шатается по Экзарха Иосифа…

Иван Г. Иванов долго молчал, потом положил руку на мое плечо и сказал:

— Слушай, брат, сейчас сложное время. Враг ходит с партийным билетом!..

Я с изумлением посмотрел на него, а он больно сжал мою ключицу.

— Слишком быстро, — продолжал он, — мы успокоились… Я даже у тебя замечаю известный либерализм, который мне не нравится. Что бы это значило?

Я подался вперед, чтобы лучше разглядеть его, а он продолжал сжимать мне ключицу.

— Слишком много внимания ты уделяешь Хаджиевой… И забываешь при этом о своем пролетарском происхождении… Даже Мекишеву позволил себя рисовать, в то время как не позировать, а работать надо…

— Но я ведь ходил в часы отдыха…

— Никто сегодня не отдыхает, дорогой, а тем более отделение связи, где сосредоточены государственные интересы.

Он продолжал сжимать мое плечо, а я не шевелился, чтобы, не дай бог, чего-нибудь не повредить, поскольку чувствовал себя так, будто меня подвесили на железном крюке.

— Почему ты отказался от ночного дежурства, когда тебя просила об этом Игнатова? Первое Мая, а ты спишь! Да виданное ли это дело?.. А о последствиях ты подумал?..

— Но ведь я сказал ей, что дежурю в эту ночь на почте!

— А справка! Где твоя справка об этом?

— Я представлю…

— Хорошо, — сказал он и отпустил мое плечо. — Надо проявлять бдительность, дорогой, потому что положение крайне напряженное… Вот и Зафиров… Хороший товарищ, а затянуло его буржуазное болото…

— Как это? — навострил я уши.

— Слаб теоретически, — ответил мне Иван Г. Иванов.

— Что, у них кружка нет?

— Ты, Мицков, проявляешь излишнее любопытство!

— Ты прав, — вздохнул я, и мы расстались.