Союз 17 октября. Политический класс России. Взлет и падение

После 1907 года характер партийной работы менялся, менялись и сами организации. Деятельность либеральных партий прежде всего была связана с работой их представителей в Государственной Думе. Впрочем, и в Таврическом дворце не все обстояло для них благополучно. Фракции дробились на части. Местные же отделы партии фактически прекратили работу. Осенью 1911 года, в преддверии выборов в Четвертую Думу, октябристам пришлось признать, что многих партийных отделений уже не было: например, киевского, в то время как они могли рассчитывать на многие голоса избирателей по первой городской курии. В сентябре 1912 года П. Г. Матюнин докладывал А. И. Гучкову, что в Сумском уезде Харьковской губернии партийная группировка фактически отсутствовала, существовало лишь деление на левых и правых. Схожая ситуация имела место и в Рязанской губернии. Все это позволяло в октябре 1912 года чиновникам МВД докладывать начальству:

Партийное деление, установившееся ко времени выборов в Третью Думу, пережило себя. В настоящую минуту это организации, где имеются только генералы и офицеры, но нет армии. Исключением являются лишь крайне левые группы и социал-демократы в особенности. Из правых групп сравнительно более многочисленные – националисты. Имеются отделы с некоторым количеством членов почти повсеместно. Но отделы эти, за исключением Юго-Западного края, созданы искусственно и будут существовать лишь до тех пор, пока их поддерживает людьми и средствами администрация.

В итоге представители различных партий предпочитали относить себя к беспартийным. Причем это касалось и правых, и левых, которые обычно агитировали в свою пользу так: «Надо выбирать не по партиям, а просто честных, хороших местных людей».

Фактическое крушение «Союза 17 октября» открывало перспективы для перегруппировки всех политических сил страны. В декабре 1913 года А. В. Бобрищев-Пушкин писал А. И. Гучкову о необходимости создания новой партии, в которую могли войти, помимо левых октябристов, прогрессисты и правые кадеты (например, В. А. Маклаков). Это было тем более необходимо, что невооруженным взглядом было заметно постепенное исчезновение октябристской партии как таковой. 15 марта 1914 года один из руководителей московской организации «Союза 17 октября» К. Э. Линдеман констатировал, что местные комитеты октябристов по разным причинам игнорировали циркуляры партийного руководства. На 250 разосланных циркуляров пришли 25 ответов, причем два отдела партии отвечали, что они уже не существуют. Даже в Москве на общее собрание замоскворецкого отдела октябристов вместо 150 приглашенных явились шестеро, в мещанском отделе – вместо 75 человек только трое, в пречистенском – вместо 40 лишь двое.

ВЫБОРЫ

Октябристы не чурались рутины, были готовы к повседневной работе. Это являлось основополагающей характеристикой той части цензовой общественности, которая получила свою долю «управленческого пирога». Сила и слабость октябристов заключались в том, что они не были одиноки. За ними стояли корпоративные, имущественные интересы, от которых они не собирались, да и не могли отказаться. У них был политический вес в родных губерниях. Разумеется, их всячески поддерживали органы местного самоуправления. Это был немалый ресурс, но одновременно – и обязательства, которые ложились на «Союз 17 октября» тяжелым бременем. «Партию интересов» отличала идеологическая рыхлость и излишняя пластичность и вместе с тем готовность к «торговле».

Как писал земский деятель и член фракции октябристов Н. А. Мельников,

сила земщины была в традициях, в привычном служении родной земле, в ощущении ее близости, ее дыхания, в понимании ее пути и нужд, которое вытекало из накопленного жизненного опыта ряда поколений, а не кабинетного разбора чужих образцов.

Их опасно было игнорировать. Это была аристократия, гвардия, земство, в конце концов определенные слои российского чиновничества, которые взяли «свой приз» в годину Первой революции.