Союз 17 октября. Политический класс России. Взлет и падение

Однако все прекрасно понимали, за что ратовало октябристское большинство. Третья Дума завершала свои труды. Депутаты сидели на чемоданах, готовились вернуться домой, намереваясь вскоре вновь вернуться в Думу, но уже в Четвертую. Солидаризироваться с очередной авантюрой своего лидера они не собирались. В итоге Гучкова ждал вполне предсказуемый, но крайне болезненный провал. Современники отмечали, что его выступление на пленарном заседании Думы было довольно удачным. Он говорил по обыкновению ярко, привел много аргументов, но речь встретили жидкими аплодисментами. Депутаты в своем большинстве не были готовы с ним согласиться. Характерно, что Гучкову публично возражали однопартийцы: все тот же Опочинин и, что особенно показательно, А. И. Звегинцев, человек, близкий к Гучкову. Во время перерыва к депутату Клюжеву подошел самарский крестьянин Александров. Он поделился новостью, что в крестьянской группе решили голосовать против ассигнований на флот в знак протеста против решения Государственного совета отклонить законопроект о введении всеобщего обучения. Клюжев начал его отговаривать:

Нет, вы этого не делайте, так как вопрос о флоте имеет мало общего с вопросом о всеобщем обучении. Если же хотите подчеркнуть Совету свое отношение к его характеру и деятельности, то отклоните все ассигнования на церковные школы, из‐за которых собственно и был не принят законопроект о всеобщем обучении. Это будет и справедливо, и менее ответственно перед страной.

Иными словами, Клюжев, нисколько не смущаясь, выступил против лидера собственной партии. Крестьяне вняли совету, что едва ли имело существенное значение: заметной поддержки у Гучкова не было ни при каких обстоятельствах. За ассигнование на флот проголосовали 224 депутата, 71 – против. Октябристов, не поддержавших Морское министерство и последовавших за Гучковым, было всего шесть: сам Гучков, а также Глебов, А. В. Еропкин, П. В. Каменский, Кузовков, Г. Г. Лерхе. Большинство составили правые, октябристский центр, Польское коло и мусульманские депутаты.

Июнь 1912 года стал временем сбора политического урожая. Подводились итоги предыдущим пяти годам Третьей Думы. Для Гучкова они были неутешительными. Устраивались банкеты, произносились тосты в честь октябристского лидера, но громкие слова не могли компенсировать явные потери. 8 июня, в пятницу, депутаты отправились в Царское Село на аудиенцию к государю. Все шло своим чередом. Депутаты были нарядно одеты, крестьяне – в русских костюмах. Некоторые (Гучков, Хомяков) – во фраках. На особом поезде они доехали до вокзала. Там их уже поджидали кареты, которые подвезли ко дворцу. В зале их расставили группами в соответствии с губернией избрания. Император почему-то опоздал с выходом на целых десять минут. Депутаты недоумевали и ворчали, они успели привыкнуть к другому к себе отношению. Когда царь появился, раздалось громкое «ура». Николай II шел от губернии к губернии, общаясь с депутатами, с кем-то дольше, с кем-то совсем мало. Царь довольно долго говорил с Н. А. Хомяковым, Капустиным, Клюжевым. А Гучкова почти не заметил, что заметили все остальные. Царь задал ему вопрос, который более чем красноречиво продемонстрировал отношение императора к бывшему председателю Думы: от кого тот избран, от Москвы или от Московской губернии? Разумеется, император был об этом прекрасно осведомлен. Обойдя всех депутатов, император обратился к присутствующим, высоко оценив деятельность народных избранников и призвав их в завершение своих трудов поддержать ассигнования на церковные школы.

По словам А. С. Вязигина, Гучков был буквально взбешен. Его коллеги смущены, так что даже тост за государя на состоявшемся вслед за тем банкете не вызвал большого воодушевления среди депутатов. В тот же вечер в Думе шли разговоры «о нарушении императором конституции, о неконституционном характере его речи, о необходимости дать отпор и вступиться за права народного представительства». Тогда же М. В. Родзянко вызвал к себе Вязигина и объявил о решении октябристов отказать правительству в ассигновании средств на церковно-приходские школы, на котором настаивал император.