Союз хищников

Низкий голос Ришара Микелиса нарушил тишину комнаты:

– Послание читается легко, не так ли?

Алексис вздрогнул и пролепетал:

– Он зол на весь мир…

– Для него виновны мы все, поголовно. Его жестокость – наша жестокость, мы за нее в ответе, само общество жестоко.

– Что ж, – сказала Людивина немного устало, – это лишь подтверждает то, что мы уже знали: он не собирается останавливаться.

Микелис обвел руками комнату:

– Здесь гораздо больше, здесь вся его философия. Его портрет, глубинная суть. Холодный до крайности, безмерно озлобленный, полный ярости, сдерживаемой в тисках поразительного самоконтроля, при этом полное отсутствие эмпатии, гиперсексуальность, огромная способность к возбуждению – он эякулировал везде и, вероятно, много раз. Должно быть, он не может кончить никаким другим способом или не в такой степени. Я склоняюсь к тому, что он одиночка, что он не из тех убийц, что прячутся за маской доброго семьянина, приятного соседа. Клокочущая ненависть и маниакальное стремление контролировать все вокруг приводят к тому, что он может жить только один, а его сексуальность слишком девиантна, нормальную женщину ему не обмануть. Он ненавидит образ семьи и картины семейной жизни, о чем свидетельствуют разбитые рамки с фотографиями, отражения чужого счастья. Ему ненавистна чужая радость, она для него настоящая проблема. Он напал на этот дом потому, что здесь живет как бы идеальная семья. И вот, мы нащупываем то, что он представляет собой на самом деле. Это человек искореженный, загубленный своим безрадостным детством, атмосферой постоянного насилия. Все, что копилось, теперь вырвалось наружу. Первые две жертвы были освобождением, раскрепощением. Теперь он приступает к тому, что его действительно волнует, решает свои проблемы, получая при этом удовольствие.

– Это как-то указывает на его возраст? – предложил идею Алексис.

Микелис обернулся к молодому жандарму:

– Именно. Он достаточно зрелый человек, чтобы полностью контролировать себя, но в нем столько ярости, что ее невозможно копить десятилетиями. Я бы сказал, ему между двадцатью семью и тридцатью пятью. Далеко до сорока. Он долго взращивал свои болезненные фантазии, а потом пошел вразнос. У него возникла потребность перейти к действию. Он нападает на людей, которые чем-то напоминают ему собственное детство, собственную семью, вернее, то, чего в ней не хватало. Скорее всего, это белый европеоид. Ведь он разбил фотографии, но не зеркала. Его устраивает собственная внешность. Он уверен в себе, возможно, даже считает себя красивым. Возможно, не без удовольствия поддерживает себя в хорошей форме, следит за внешностью, чтобы смотреть свысока на других людей. Спортивный человек, которому тело нужно не только для красоты, но и чтобы легче справляться с жертвами, к тому же спорт – отличный способ выпустить пар, когда давление внутри нарастает, а план атаки еще не готов. Наверняка преступник обладает большой физической силой, он без труда одолел всех жителей дома. Накачивает мышцы.

Координатор Филипп Николя, стоявший на пороге, восхищенно присвистнул:

– Неужели создание психологического портрета преступника бывает и в реальной жизни? А не только в сериалах?

Не обратив на него внимания, Микелис повернулся к Алексису:

– Вы нашли его лобковые волосы на предыдущих местах преступления?

– Да, и волосы с головы, ДНК которых совпадает со спермой. Он брюнет.

– Это парень с острым умом, способный четко планировать нападения и проникать в дома намеченных жертв. Он хочет действовать в их мире. Он мог бы отвезти их в уединенное место, к себе домой или на съемную квартиру, где все знакомо и нет риска, что нечаянный гость застигнет его врасплох, но он хочет насиловать жертв у них дома. Чтобы полностью овладеть ими. Их плотью, их жизнью, их жилищем. У него навязчивая мысль о всевластии. Его жертвы перестают для него существовать, потому что даже у себя дома они не могут от него укрыться, они в его власти. Он их полностью контролирует.

– И на что это указывает? – спросила Людивина.

– Он чего-то ищет. Помимо сексуального наслаждения и ритуала убийства. Ему важно быть в их жизни. В мире этих женщин.

– Зачем?

– Пока не знаю. Это часть его болезненной фантазии, и нам предстоит ее распутать и понять.

– По-вашему, он хитер, однако повсюду оставляет свою ДНК, – напомнил Алексис.

– Потому что он в высшей степени нарциссичен. Это способ пометить свою территорию, оставить подпись под преступлением, застолбить жертв, унизить и испачкать их по-настоящему, и еще потому, что его фантазии носят физический характер. Почувствовать контакт с кожей жертвы, проникнуть в нее полностью, без искусственных преград: он не надевает презерватив, ведь это отделило бы его от другого человека, от контроля над ним, от наслаждения. В нем столько самомнения, что его не волнует, есть ли у нас его ДНК, он знает, что мы никогда не сможем до него добраться. И это лишний раз подтверждает, что его не арестовывали за серьезные преступления, а значит, его отпечатков пальцев и генетического материала нет в картотеках.