– Для этого нам нужен алкоголь?
Он пожал плечами.
– Что смотришь? – спросил он, повернувшись к телевизору.
– Американский сериал, ничего интересного.
– У тебя не возникает иногда ощущения, что чем больше каналов, тем меньше интересного они показывают? Как будто количество кнопок дает им право особо не заботиться о качестве…
– Ты становишься ворчуном?
Она протянула ему штопор и достала два бокала, которые он наполнил на три четверти.
– Предупреждаю, когда напьюсь, я начинаю рассказывать всю свою жизнь! – пошутила Людивина.
– А я, когда напьюсь, готов слушать.
Они устроились на диване, застеленном пледом, и меньше чем за час прикончили бутылку, переключая каналы и болтая о фильмах, спорте и прошлых своих увлечениях.
Затем паузы между фразами стали затягиваться, Алексис взял коллегу за руку и притянул к себе.
– Не надо, – прошептала она.
Ее большие синие глаза смотрели на него, она была такая красивая – и робкая, как подросток.
– Скажи «нет», и я уйду без единого слова.
Жажда жизни накатила на Алексиса внезапно. Он сидел в одиночестве за рабочим столом, обложившись со всех сторон отчетами о преступлениях, и вдруг ему стало так тревожно, так тоскливо. Захотелось человеческого тепла. Не того, что могла предложить классная телка с тарифом восемьсот евро за ночь. Ему нужно было общение. Правдоподобная иллюзия любви.
И он сразу подумал о Людивине. По дороге к ней он и не собирался с ней спать. Как можно переспать с коллегой, куда это годится! Просто хотелось провести вместе вечер, может быть, заночевать у нее на диване… Поддержать друг друга. Рассказать все, что волнует. А на рассвете встать, чувствуя усталость, но не одиночество.
Вот она рядом, перед глазами, такая красивая.
Людивина сглотнула и наморщила носик.
– Специально напоил меня, чтобы трахнуть?
– Нет, это я чтобы не наброситься на тебя сразу, с порога, – пошутил он и подумал, что, может, так оно и есть.
– Дурак ты, Алекс.
Она сама обхватила его за шею и притянула к своим губам. Первый поцелуй был долгим, нежным и сладким.
Они выжидали, испытующе глядя друг на друга. Губы улыбались, как у двух детей, готовящихся напроказить.
И второй поцелуй стал чувственным, страстным, сексуальным.
Они терлись друг о друга, стягивали одежду и швыряли ее через всю комнату, слюна смешивалась и текла, когда они покусывали друг другу шею, плечи и грудь. Когда рука Алексиса скользнула под резинку ее брюк, он приоткрыл глаза и удивленно улыбнулся.
– Трусиков нет? – прошептал он.
– Я же сказала, что не ждала гостей… – делано извинилась она, хватая его за голову и притягивая к себе.
Она прикусила его губу и впилась ногтями в его спину.
Их тела прижались друг к другу, обоих лихорадило, кожа стала гиперчувствительной, как у младенца. Ее груди были крупными, идеально круглыми и теплыми, а соски твердыми от возбуждения.
Они искали друг друга, возбуждали друг друга, покрывали друг друга сладкими поцелуями, неистово обнимались, их пальцы гладили потаенные зоны, разгоняя желание, и оба раскрывались, познавая тело другого.
Вскоре Алексис вошел в нее, высвобождая разом все сексуальное напряжение, накопившееся за эти минуты. Они прижимались друг к другу, отталкивались, извивались, пока Людивина одним движением не опрокинула его на бок и не забралась на него сверху. Они стонали, ласкали друг друга, сливаясь и спаиваясь накрепко влагой собственных тел, их пальцы сплетались в сети реальности, чтобы держать и не отпускать, их бедра сталкивались по очереди, когда они меняли положение, то мягко, то яростно.
Когда они упали на ковер, Алексис перевернул Людивину на живот и стал брать ее все крепче и крепче, запустив одну руку ей в волосы и прижав ее к полу. Они задыхались.
Ее влагалище было похоже на нежные ножны, оттачивающие лезвие оргазма, раскаляя его до нетерпения.
Жар поднимался из центра их тел. Рассеянный шар крутился все быстрее и быстрее, создавая все более длинные интенсивные дуги электричества.
Людивина вдруг сжала кулаки, и ее крики стали резче, дыхание отрывистее, ноги застыли, а рот исказился в гримасе полного самозабвения.
Алексис был тверд, как никогда, заряженный наслаждением партнерши, его голова кружилась от эйфории и алкоголя, и вся вселенная вокруг него взорвалась разом, резко, мощными струями, космос выплеснулся из канала его существа и затопил матрицу мира. Этот краткий миг развоплощения преображал мужчину. Алексис всегда знал это. Экстаз был божественным.
Бог был в наслаждении.
Кто мог в этом сомневаться.
Алексис наткнулся вытянутой рукой на что-то теплое: он был в кровати не один. И кровать была не его. Ему не приснилось. Все произошло наяву. Он был с Людивиной. Алексис поднял голову, медленно открыл глаза.
Декодер на телевизоре показывал время.
2:43.
Почему он проснулся? Опять приснился кошмар?
Он еще был немного сонным, в голове блуждали обрывки сна. На краю сознания проплывали какие-то смутные образы, остатки тревожных мыслей.
Да, ему приснилось что-то страшное. Несмотря на присутствие Людивины.
Он вспомнил следы крови. Много крови.
В каком-то доме.