Союз любви

Высокий ствол отблескивает чисто.

Сучки на нем намечены едва.

А наверху,

                         как звонкое монисто,

Дрожит чеканно-круглая листва.

Не зная в древнем ужасе остуды,

Дрожа без ветра,

                               в печке не горя,

Живет на свете

                                  дерево Иуды,

Что годно

                         лишь на кол для упыря...

Сорвешь да покусаешь листик - горько!

Но, все простив осине наперед,

Ее поутру розовая зорька

Сквозяще-нежным светом обольет.

И в этот миг расторгнется нежданно

С былым злодейством пагубная связь,

И вновь осина

                          кажется желанна

Всему вокруг,

                          с чем свыклась и сжилась.

МАСТЕРАМ

На земле - естество,

                        над землей - волшебство,

А звеном, что меж ними

                     издревле блестело,

Нам в наследство от предков

                          пришло мастерство,

Завершенье искусное

                                       всякого дела.

Нужен меч-кладенец, чтоб осилить врага,

Нужен ключ расписной,

                                       чтоб распались затворы.

Дышит сдобой

                            воздушная плоть пирога,

На холстах

                      петухами краснеют узоры...

Вникни в дело

                                и внутренне весь соберись.

Выжидай:

                        а в последний момент напряжения

Ухвати

                 промелькнувшие образ и мысль,

Не просрочь

                         подоспевшего к месту движенья!

Это - древняя битва,

                                     живая игра

С хитрым духом непрочности,

                                                   порчи,

                                                               слабинки...

Словно воины в поле,

встают мастера,

Чтоб помериться силами

с ним в поединке.

Х        Х        Х

Недалеко от старого овина,

На три дороги головы клоня,

Растут береза, елка и осина

Из одного чернеющего пня.

За ними ждет таинственная чаща:

И впереди,

за елкою густой,

И слева, за осиною дрожащей,

И справа,  за слепящей белизной.

Они растут по-древнерусски крепко,

Напоминая трех богатырей,

И каждый раз,

при злом напоре ветра,

Друг к другу прижимаются тесней.

Х        Х        Х

Подбросишь в печь еловых дров –

И побегут по дому скоро

Треск и шипенье, вроде слов

Языческого наговора.

А вот березы кругляши

Светлы на вид, усердны в деле.

Пылают в топке от души,

Огонь распихивая в щели.

У, как чадливы и горьки

Осины, проклятые роком!

А яблонь свежие сучки

В огне вскипают белым соком.

Мудрено ль дело - печь топить?

 Но в пламя вперившись глазами,

 Здесь можно вспомнить и постичь

Живую истинность сказаний...

Х        Х        Х

Когда услышу имя ВАСИЛИСА –

В глаза зеленым цветом полыхнет.

Листва и травы - сверху и донизу,

Леса, луга, цветение болот...

А МАРЬЮ вижу

только белым цветом,

Пустым, еще не затканным, холстом,

А КАТЕРИНУ -

красным, словно летом

Глядит полянка

ягодным пластом.

Как имя НАСТЯ звонко и упруго,

Как будто тесто шлепнулось о стол!..

Давным-давно полна была округа

Таких имен –

 да видно, срок прошел...

А вот теперь, как к прошлому причастье,

Как связь времен,

что заново сплелись,

Вновь подрастает

много Катей, Настей,

И Марьюшек,

и  даже Василис.

А это значит - гуще станет зелень,

И уродится ягода в свой срок,

И будет холст для вышивки

набелен,

И, что ни праздник, -

выпечен пирог.

Х        Х        Х

Стихи из школьных хрестоматий!

Про осень, лес, былые дни –

Как все свежей и горьковатей

Всплывают в памяти они...

Сквозь лет прошедших оболочку

Их хочешь высказать опять -

Так, чтобы вновь

за строчкой оторочку

Раздельно, звучно повторять.

И хлынет в сердце

все, что скрыто

За видом изб, рябин, берез,

И туч,

дождящих словно сито,

И в хляби вязнущих колес,

Все, что в таком стихотворенье

Трепещет с каждою строкой:

Боль,

восходящая в смиренье,

И чистой совести покой.

      ОЩУЩЕНЬЕ ОБЫЧНЫХ ДНЕЙ

О СЫНЕ

Немало - девять месяцев. И все же

Срок обозримый, тут и года нет.

А сын во мне

за это время прожил

Десятки тысяч,

сотни тысяч лет.

Всех видов жизни

мерил он обличье:

Нес панцирь,

плавниками обрастал,

Лез в чешую,

рядился в перья птичьи.

Таился, полз,

и плавал, и летал.

Он видел взросший папоротник серый

И белый мир в период меловой;

При нем была

и суша с атмосферой,

И океан великий мировой...

А я жила как все. Считала сроки.

И много раз,

пока недели шли,

Мне вспоминались

школьные уроки

О древе жизни,

юности земли.

Х        Х        Х

Солома! Поле со жнивьем,

Кропленым синью васильковой.

Сейчас мешки свои набьем

Поскрипывающей половой.

Гнись-распрямляйся – древний ритм

Играет телом в этих взмахах.

Высь голубая,

и парит

Сухой, созревши-хлебный запах.

Назад дорога нелегка,

Но с благодатью незнакомой

Смотрю на мир из-под мешка,

Битком набитого соломой...

Х        Х        Х

Как-то раз, пути не замечая,

Мы пришли одной из диких троп

В гущу сочных стеблей Иван-чая

И на луг, где цвел гелиотроп.

Там по дну песчаного обрыва,

Расползаясь, клевер сладко пах,

И казалось -

где-то рядом живо

То, что раньше путалось в мечтах.

Сложный мир слегка приоткрывался,

Подавал душе любую нить, -

Только луг затем и показался,

Чтоб, исчезнув, следом поманить.

Каждый год, цветение встречая,

Я опять хочу его найти.

Розовеют кисти Иван-чая,

Дикий клевер вьется на пути,

Снова к солнцу

свой зеленый зонтик

Поднимает дикая морковь;

А до луга – как до горизонта,

Вечно близко, вечно далеко...

Х        Х        Х

Черемуха в кувшин вошла, как гостья,

Раскинулась кругом - не прикоснись,

Тяжелые белеющие гроздья

Ее слегка оттягивали вниз,

Всей величавой пышностью осанки,

Дымком кистей, застывших на весу,

Она тотчас напомнила красу

Степенной и медлительной крестьянки...

Взгляни, и вправду – чинная какая!

Как после утомительного дня

Вошла -

и распрямилась, отдыхая,

Как руки,

гроздья белые клоня.

ОЩУЩЕНЬЕ ОБЫЧНЫХ ДНЕЙ

Все устроить спешим заранье,

Жизнь торопим,

всего хотим...