Союз «Волшебные штаны»

Эффи тоже выпила несколько бокалов вина. В Греции не было запрета на алкоголь до определенного возраста. Более того, по торжественным случаям бабушка с дедушкой настойчиво наливали Эффи и Лине вина, в результате чего Эффи интересовалась выпивкой значительно меньше, чем если бы ей запрещали.

Но сегодня Эффи раскраснелась и расшалилась. Лина видела, как ее сестра станцевала под несколько песен с официантом Андреасом, а потом ускользнула с ним куда-то в проулок. Лина не беспокоилась за нее. Эффи была на первый взгляд девица пылкая, но только на первый взгляд, а на самом деле Лина, пожалуй, не знала другого настолько здравомыслящего человека. Эффи обожала мальчишек, но даже в четырнадцать лет не стала бы забывать о себе ради них.

Сегодня в Ии пылали сразу две одинаково яркие полные луны – одна в небесах, другая в море. Если бы Лина не знала, которая из них настоящая, ни за что бы не отличила.

Она видела в лунном свете лицо Костаса. Он не заметил отсутствия Лины, ему все равно. Она не сомневалась в этом.

«А я бы хотела, чтобы ты заметил», – телепатически сказала ему Лина и сразу захотела забрать свои слова обратно.

Она видела, как Костас подошел к ее бабушке. Валия поднялась на цыпочки, обняла его и поцеловала с таким жаром, что Лина испугалась, как бы она не задушила его. Вид у Костаса был радостный. Он шепнул что-то на ухо Валии, и она улыбнулась. И они пустились танцевать.

Над площадью засверкали по-провинциальному простенькие фейерверки. Но почему-то именно такие производят особенно сильное впечатление, подумала Лина, ощутив легкий холодок по коже. В отличие от роскошных диснеевских, такие самодельные фейерверки обладают незатейливым очарованием, которое находит отклик в сердце. В них чувствуется опасность, чувствуется, сколько сил в них вложено, а когда зрелище слишком лакированное, обо всем этом не задумываешься.

Костас закружил бабушку. Она, хохоча, сумела устоять на ногах. На последнем такте песни Костас с шиком заставил бабушку отклониться назад, поддерживая ее за поясницу, да так, что она едва не встала на мостик. Лина еще не видела, чтобы бабушка была так счастлива.

Она всмотрелась в лица девушек на тротуарах. Было ясно, что Костас служит предметом страстного обожания всех немногочисленных девушек в Ии, но он предпочитал танцевать со всеми их бабушками, со всеми женщинами, растившими его, изливавшими на него любовь, которую не растратили на своих детей и внуков в дальних краях. Горький факт островной жизни состоял в том, что целым поколениям приходилось строить настоящую жизнь где-то в других местах.

Лина не вытирала слез, и они стекали по подбородку на шею. Она сама не знала, что оплакивает.

Праздник затянулся допоздна, но даже после этого Лина не могла заснуть. Сидела у окна и смотрела на луну. Ждала, когда бриз распушит края морской луны. И представляла себе, как все счастливые обитатели Ии погружаются в сон – в хмельной сон.

Но когда она слегка высунулась из окна, оказалось, что из дальнего окна третьего этажа торчит еще пара локтей. Это были морщинистые локти Бапи. Он сидел у своего окна и глядел на две луны – совсем как она.

Лина улыбнулась – и внутри, и снаружи. На Санторине она узнала кое-что важное. Она не похожа на родителей и сестру, зато очень похожа на своего Бапи – гордого, молчаливого, опасливого. К счастью для Бапи, раз в жизни он нашел в себе силы попытать счастья в любви с той, кто умеет ее дарить.

Лина вознесла молитву двум лунам, чтобы и она нашла в себе эти силы.

Сплошной скулельник. Заворотник. Слезеда. Чертверг. Хряпница. Страдота.

Джеймс Джойс

Назавтра Лина заспалась. Ну то есть не заспалась, а просто провалялась в постели несколько часов, хотя уже проснулась, не понимая, куда себя деть. Ее бросало из крайности в крайность – то обуревала кипучая энергия, то одолевала апатия.

Конец затянувшемуся утру положила Эффи – она замолотила в дверь, потому что ей нужно было совершить набег на платяной шкаф Лины в поисках чего-нибудь интересненького.

– Что с тобой? – спросила Эффи через плечо, беззастенчиво роясь в вещах сестры.

– Что-то устала, – заявила Лина.

Эффи взглянула на нее с подозрением.

– Как все прошло вчера вечером? – спросила Лина, чтобы сменить тему.

Глаза у Эффи вспыхнули, и она так и затараторила:

– Фантастически здорово! Андреас целуется лучше всех на свете. Гораздо лучше любого парня в Америке.

– Ты говорила, – кисло заметила Лина. – Кроме того, тебе четырнадцать.

Эффи вдруг перестала греметь вешалками. Застыла на месте.

– Что случилось? – испугалась Лина. Ей всегда становилось не по себе, когда Эффи затихала.

– Боже мой! – выдохнула Эффи.

– Что?! – закричала Лина.

И съежилась, когда услышала шелест бумаги и увидела, что у Эффи в руках. Портрет Костаса, который она нарисовала.

– Боже мой, – повторила Эффи, на этот раз медленнее. Повернулась к Лине так, будто увидела на нее с неожиданной стороны. – Поверить не могу.

– Что? – Словарный запас Лины сократился, похоже, до одного этого слова.

– Поверить не могу.