Союз «Волшебные штаны»

Ей вдруг захотелось попасть в телесериал и чтобы кто-нибудь влепил ей затрещину, как иногда делают в дневных сериалах с теми, кто истерит или городит чушь.

Теперь она была уже совершенно уверена, что видит на лице Костаса тень улыбки. Это ведь плохой признак? Или нет?

Она вытерла тыльной стороной ладони пот с верхней губы. Посмотрела вниз, на Штаны, вспомнила, что это Штаны, попыталась представить себе, что она Брид- жет.

– На самом деле я хочу сказать, что я… Что я совершила большую ошибку, и что вся эта безумная ссора между нашими дедушками – это я во всем виновата, и что я не должна была обвинять тебя в том, что ты шпионишь за мной, потому что теперь я знаю, что это не так.

Ага, вот так уже лучше. Уф. Но она кое-что забыла.

– Прости меня, пожалуйста! – воскликнула она. – Я очень, очень виновата перед тобой!

Он дал ей еще несколько секунд, чтобы убедиться, что она наконец высказалась.

– Извинения приняты, – сказал он с легким поклоном. Его манеры делали честь бабушкам Ии.

Лина глубоко вздохнула с облегчением. Какое счастье, что с извинениями покончено. Теперь можно все быстренько свернуть и поехать домой, оставив при себе хоть капельку нетронутого чувства собственного достоинства. Искушение поступить так было велико. Видит Бог, очень велико.

– Есть еще кое-что, – сказала она ему. От того, что слова все-таки сорвались с языка, она одновременно пришла в ужас и зауважала себя.

– Что? – спросил он.

Неужели его голос теперь звучит нежнее? Или ей так только хочется?

Она попыталась придумать красивые слова. Посмотрела под потолок в поисках подсказки.

– Может быть, сядешь? – снова предложил Костас.

– Я, наверное, не смогу, – честно ответила она, ломая руки.

Его глаза сказали ей, что он это понимает.

– В общем, я знаю, что сначала, когда я только приехала, я держалась с тобой неприветливо, – начала Лина раунд второй. – Ты был со мной вежлив, а я вела себя невежливо. И именно поэтому ты, вероятно, решил, что я не… что я…

Лина описала маленький круг и снова остановилась лицом к Костасу. Из подмышек у нее почти до талии расползлись потные круги. Пот заливал верхнюю губу и сочился из-под волос. От сочетания сильнейшей жары и сильнейшего волнения она вся пошла красными пятнами, с ног до головы.

Она никогда не верила, что какой-нибудь парень может полюбить в ней что-то, кроме внешности, но, если Костас сегодня окажет ей невообразимую честь, дав понять, что она ему небезразлична, она будет точно знать – это не из-за красоты.

– Ты, наверное, решил, что ты мне не нравишься, но на самом деле…

Боже мой. Она сейчас утонет в собственном поту. Интересно, такое бывает?

– Но на самом деле это означало совсем другое. И даже, возможно, что-то… что-то полностью противоположное.

На каком языке она говорит? Все эти фразы хоть как-то связаны или совсем нет?

– Так вот, я хочу сказать, что жалею, что так вела себя с тобой. Я жалею, что вела себя так, будто ты мне не нравишься или мне все равно, потому что на самом деле… на самом деле, честное слово… я чувствую к тебе совсем не то, что, наверное, кажется, что чувствую…

Она посмотрела на него с мольбой. Она старалась, правда старалась. И боялась, что лучше не скажет, хоть убей.

Глаза у него были такие же влажные, как у нее.

– Ох, Лина, – произнес он. Взял ее за обе потные руки. Похоже, он понимал, что лучше она не скажет, хоть убей.

Он притянул ее к себе. Он сидел на перегородке, а она стояла, и они были почти одного роста. Его ноги касались ее ног. Она чувствовала его мальчишеский запах, слегка отдававший гарью. И боялась, что сейчас упадет в обморок.

Его лицо было прямо перед ней – прекрасное, с резкими тенями от пляшущего пламени. И губы тоже. Лина набралась отваги, которую почерпнула уж точно не в себе, а где-то снаружи, подалась вперед – было недалеко – и поцеловала его в губы. Это был и поцелуй, и во- прос.

Костас ответил на этот вопрос – притянул ее к себе еще теснее, прижал к себе ее всю обеими руками, и поцелуй его был долгим и глубоким.

Перед тем как Лина бросила думать и отдалась чувствам, у нее мелькнула одна последняя мысль.

«Не знала, что в раю так жарко».

В твоих глазах я совершенство.

Питер Гэбриел

Как и вчера, и позавчера, медсестры выставили Тибби из палаты Бейли ровно в восемь, когда заканчивались часы посещений. Тибби была не готова идти домой. Позвонила маме и сказала, что пойдет в кино. Мама явно обрадовалась. Даже она заметила, что Тибби что-то при- уныла.

Тибби увидела вдали огни «Севен-Элевен», и они поманили ее. Внутри она с радостью нашла Брайана Макбрайана, сгорбившегося над «Повелителем драконов». Когда он обернулся и увидел, что она на него смотрит, на его лице расплылась широченная улыбка.

– Привет, Тибби, – смущенно сказал он. И, похоже, даже не заметил ни пижамную кофту, ни жуткий вид.

– Какой уровень? – спросила она.

– Двадцать пятый, – без ложной скромности ответил он.

– Да ладно! – восхитилась она.