Сохрани мой секрет

Каролина возвращается в комнату и закрывает за собой дверь. Мне даже не надо слышать имя, чтобы понять, о ком она говорит. Я тихонечко спускаюсь по лестнице, сажусь на корточки и прислоняюсь ухом к стене. Звуки разговора немного приглушенные, но я слышу каждое слово.

Сначала говорит Дезире:

– Она очень странная и неприятная. Люди общаются с ней только тогда, когда им что-то от нее надо.

– Грустная история, – говорит Ханна. – Я не понимаю, почему она такая. Не понимаю, почему у нее нет настоящих друзей.

Настоящих друзей! Как будто Ханна – «настоящая подруга» Каролины. Уж лучше я буду сидеть в столовой в полном одиночестве, чем иметь таких «настоящих подруг», как Ханна, которая писала про Каролину гадости на стене женского туалета.

Потом я слышу голос Софи:

– Вот именно! И она очень назойливая. Она так достала меня своими мольбами о дружбе. Она уболтала меня помочь ей стать членом совета по украшению зала и организации танцев. Мне надо было, конечно, сказать ей, что нам не нужна ее помощь… В общем, мне стало ее жалко.

Раздаются охи и ахи. Все согласны, что я полное ничтожество. В голове у меня гудит. Какая же я дурочка! Мне-то казалось, что Софи хорошо ко мне относится. Какая же я легковерная и как меня легко обмануть! Мне казалось, что мы стали подругами. Я ей помогала, а она со мной сплетничала. Я помню, как мы искренне говорили в ресурсном классе.

Дошло до того, что наши родители познакомились! Я ради нее стала членом этого дурацкого комитета по украшению зала и организации танцев! Но оказывается, что Софи испытывает ко мне только чувство жалости! Отлично, тогда у меня к ней уже нет никакой жалости.

Потом сверху раздается голос Рича Савоя, который спускается по лестнице с Уиллом Расмуссеном и что-то говорит ему по поводу танцев.

– Деньги у Софи будут в пятницу к обеду, – говорит Рич. – Так что в выходные мы можем заплатить депозит диджею и решить, кто что покупает…

Я развязываю и начинаю завязывать шнурок, чтобы ребята не задумались, зачем я, скрючившись, как гоблин, сижу тут, около лестницы. Проходя мимо, Рич чуть не спотыкается о мою ногу.

– О, привет, Рада, – говорит он.

– Привет.

Я выпрямляюсь и иду за Ричем и Уиллом в сторону двери ученического совета. Вхожу в комнату и замечаю, что девочки делают вид, будто никаких разговоров обо мне и не было. На самом деле они притворяются очень плохо – все, о чем они говорили, написано у них на лицах.

Громким голосом, чтобы меня услышали все находящиеся в комнате и даже те, кто слушает, прислонив ухо к стене в коридоре, я говорю:

– Всем привет! Я пришла сказать, что больше не могу быть членом этого комитета. Успехов вам с проведением весенних танцев!

Я поворачиваюсь и, выходя из комнаты, слышу голос Каролины:

– Хм, как это странно…

Я взбегаю наверх, перепрыгивая через две ступеньки, и думаю: «А самое странное, что танцы, которые вы планируете, скорее всего, вообще не состоятся».

27. Среда, в школе

Прошло уже два урока, а я все еще не могу прийти в себя от того, что услышала сегодня утром. Мне очень хочется верить, что слова Софи не отражают ее истинного ко мне отношения. Где‑то в глубине души я по‑прежнему верю, что я ей симпатична и она облила меня грязью, только чтобы не спорить со своими подругами. Но чем дольше я думаю про все это (а думаю я про это практически нон‑стоп), тем больше мне кажется, что им она говорила правду, а мне врала. Пока Софи что‑то от меня не понадобилось, она даже близко ко мне не подходила, следовательно, как только получит, что ей нужно, она снова будет вести себя, как будто я не существую.

Меня потрясло не только предательство Софи. Когда мисс Макдоналд делала перекличку, я поняла, что Жасмин нет в школе. Вчера она прогуляла репетицию, а сегодня вообще не появилась. И у меня самые плохие предчувствия. Хотя, может, все это простое совпадение… Жасмин же никуда не пропала, правда? В общем, эта история мне совсем не нравится. И многое другое мне тоже не нравится.