Сокол над лесами

Старшие женщины Ингварова рода? Его мать, Сванхейд, уж верно могла бы помочь – она сведуща в ворожбе и уже много лет правит своими северными владениями после покойного мужа. Но посылать к ней в Хольмгард – слишком далеко, да и кого снарядить с таким мудреным поручением? Мистину разве что. Когда, двенадцать лет назад, его посылали уладить дела со Сванхейд, после того как Ингвар отнял киевский стол у своей сестры Мальфрид и ее мужа, Мистина справился отменно. Правда, так и не сознался, как ему это удалось.

Вот кому удачи не занимать, так это Мистине. А ведь судьба его матери отчасти схожа с судьбой Эльги. Княжеская дочь, Витислава тоже вышла замуж в чужие края, жила далеко от родни, однако наделила сына такой могучей удачей, что равных ему Эльга не знала. Как она сумела?

Правда, умерла Витислава совсем молодой… Но и эта мысль не остановила Эльгу. Попроси боги ее жизнь за удачу сына…

– Поди вели, чтобы мне оседлали, – Эльга обернулась к служанке и махнула рукой на дверь. – И скажи паробкам, на Свенельдов двор поедем.

Пока Черень бегала, с помощью другой служанки Эльга переменила домашнее платье на нарядное, чтобы можно было в городе показаться. Но тоже белое, с серебряным тканцем на груди, с тонкой полоской белого шелка на рукавах и вороте. Шел первый год ее вдовства, пока надевать цветное платье было бы и неприлично. Но Эльга даже не думала об окончании этого срока. Сердце ее всегда будет одето в печаль. Она и сейчас горевала по Ингвару, с трудом свыкаясь с мыслью, что он не вернется. Пусть не он заставлял ее сердце биться, душу трепетать, а кровь гореть, но муж был надежным ее соратником в их общем деле, и потерю его она ощущала очень остро. Другой на его место прийти не может, а значит, одежды вдовы носить ей до самой смерти.

В последние месяцы Эльга нередко посещала Свенельдов двор, и никто в Киеве не удивлялся, видя княгиню, в белом плаще, на белой кобыле, в сопровождении четверых телохранителей едущую по улочкам меж тынами. Ута, ее двоюродная сестра, не более чем через месяц должна была родить – уже шестое свое дитя. У княгини она бывать не могла: слишком быстро утомлялась, тяжело дышала под своей ношей и почти не выходила со двора. «Ох, когда же рожу-то уже!» – с нетерпением приговаривала она, умаявшись. Эльга навещала ее сама. Все знали, как близки они были с самого детства, родившиеся в одном доме и почти одновременно. Обычно замужество разлучает сестер – а знатного рода сестер еще и разводит на разные концы света, – однако Эльга и Ута в замужестве оказались связаны еще теснее. К прежней кровной связи добавились новые, и теперь уж не развязать их ни на этом свете, ни на том.

Перед гридницей слышался знакомый шум – удары тупых мечей по щитам, выкрики. Метались белые сорочки – отроки упражнялись, с самими хозяевами вместе. Завидев, как растворяются ворота и во двор въезжает княгиня с телохранителями, бойцы замерли, опустили оружие и поклонились. Отирали вспотевшие лица, улыбались, словно прося о снисхождении, что повелительница застала их в растрепанном виде. Лют широко улыбнулся Эльге, просияв, будто солнце; она приветливым кивком ответила на его поклон. От вида его свежего, бодрого лица у нее веселело на сердце. Мельком вспомнилось, как охотно он раскрывался навстречу ее объятиям – куда охотнее, чем ее сын родной. Из-за раны на бедре Лют еще не упражнялся, но стоял со всеми: ничего занятнее для него не было на свете.

Отдав меч и щит отроку, Мистина подошел, чтобы помочь Эльге сойти с коня.

– Будь жив, – ступив на землю, она поцеловала своего зятя, невольно вдохнула запах разгоряченного движением тела. – Есть разговор к тебе, но не спеши, я сперва к Уте пойду.

Близ Мистины Эльга особенно остро ощущала весну, разлитое в воздухе томление земли. Его запах, его голос, пристальный взгляд так легко входили в ее душу и мигом заполняли ее всю, что она с трудом заставляла себя думать о чем-то другом.

– Боярыня здесь нынче, – Измала, ключница, с поклоном указала Эльге на девичью избу.

Когда-то давно эту избу поставили для детей ловацкого князя Дивислава, взятых в тали. Те дети давно выросли и завели свои дома – младшая его дочь, Дивуша, теперь была женой Асмунда, – а изба осталась для служанок и хозяйских детей, чтобы ночным плачем и дневным шумом не досаждали хозяину. Но, войдя, Эльга обнаружила сестру спящей за занавеской. Старшие дочери – Святана и Держана – увели младших гулять, чтобы не мешали матери, с хозяйкой сидели две служанки и одна из ятровей, то есть Лютовых хотий – Ветляна.

– Как она? – спросила Эльга у молодки, вставшей при ее появлении.

– Худо ночь провела, бессонницей маялась. Только теперь заснула.