Соколиная охота

Точно в подтверждение собственных слов, она крепче прижалась к петербуржцу и бросила на Вебера выжидательный взгляд. Наблюдая за этим, Ольга Каземировна понимающе улыбнулась.

По мнению купчихи, девушка всерьез вознамерилась сбежать от брата в Петербург. Разом убить двух зайцев. Избавиться от опеки и избежать нежелательного брака. А то, может, и трех зайцев, если и впрямь влюбилась в своего офицеришку. Так или иначе, "жертва" обрабатывалась по всем правилам. Пышные платья, выезды на пикник. Откровения об идеальной модели супружеских взаимоотношений, и пальба из пистолета по бутылкам, дабы подчеркнуть приверженность к самым передовым взглядам. Столичным, как ей, вероятно, кажется. Теперь вот увивает одного мужчину речами, словно плющ. К другому лепится в поисках тепла. Пытается вызвать ревность, пробудить чувство состязательности. А на третьего – Холонева – вовсе уже не обращает внимания. И правильно, сие – есть иссушенный источник. Хотя по-человечески его, конечно, жалко. Вон как искренно страдает.

– А что, пожалуй, и впрямь самое время для анекдота, – Константин Вильгельмович спрятал за спину правую руку и стиснул в ладони как всегда не зажжённую вересковую трубку. – Как всем вам хорошо известно, господа, сегодня утром я отправился в город. Про службу рассказывать не стану, рутина. Интересное началось к вечеру. Едва закончилось присутствие, покатил обратно к князю. Ну, мыслю, прожит очередной пустой и скучный день. Точь-в-точь, как вчера и позавчера. И год назад. Помните, милая Софи, как жалобился я по первости на постность карьеры? И только я об этом подумал, как раз из Кургана выезжали, как приключился со мной инцидент. Самый настоящий.

Княжна наиграно ахнула и стиснула сверх положенной меры руку своего кавалера.

– На Большой улице, где храм и пожарная каланча, собрался народ. Целая туча, много больше, чем бывает обычно. Чудно, думаю, час-то еще урочный. Может, что случилось? Велел денщику остановиться, привстал в коляске, что бы лучше было видно. Оно сподручней так, поверх голов. Гляжу и глазам своим не верю: посреди мостовой торчит, точно буй среди волн, извозчик. По виду из казенных, почтовых. Сам еле на ногах стоит, но в руке аспидом извивается кнут. Подле него стражники, хмурые и при саблях. Увещевают, руками машут. Да только без толку! А чуть в стороне, видно, дружки его. Двое. У первого, с вислыми седыми усами, рукав набух кровью, у другого, что помладше, располосована рожа. Ей-богу, страшно смотреть!

– Константин Вильгельмович, – поморщился Нестеров, – помилуйте, батюшка вы мой. Здесь все-таки дамы-с.

– Пардон, – хохотнул пристав. – Виноват-с.

– Ради Бога! – княжна нетерпеливо дернула плечиком, точно сгоняя комара. – Что за нелепые предрассудки! Прошу вас, господин Вебер, продолжайте.

Бывший адъюнкт-профессор бросил на Вадима Сергеевича укоризненный взгляд, дескать, что вы, в самом деле, мешаете рассказу! Тот немедленно капитулировал, вскинув ладони на уровне груди и расплываясь в шутливо-виноватой улыбке. Жест вышел нарочито театральным, однако доктор произвел его так неловко, что задел тростью колено Алексея Алексеевича. Самым набалдашником, но весьма ощутимо. Толстяк тоненько охнул и ретировался за спину Холонева.

– Месье Вадимуа, разумеется, прав, – сказал полицейский чиновник, входя в раж. – Опустим физиологические описания по причине их излишней натуралистичности и перейдем к сухому изложению последующих событий. Итак, господа, ситуация патовая. Никто не знает, что делать! И тут в игру вступает ваш покорный слуга.

Внезапный порыв ветра разволновал на вишнях листву. По саду заметались тени, придавая рассказу штабс-капитана ореол таинственности и драматизма. Как в дешевом водевиле, мимоходом подумалось Фальку.

– Делать нечего, иду в самую гущу толпы. Проталкиваюсь в центр. При виде солидного мундира православные заметно робеют и замолкают. Я к полицейским, где, мол, околоточный! Это что здесь еще за комедь? Почему допустили дебош в непосредственной близости от духовной власти? Немедленно прекратить! Так и так, отвечают, извозчик напился пьян. В кабаке всех потоптал, сослуживцев своих чуть до смерти не уходил, а угомониться не желает. Заарестовать себя тоже не дает. Околоточный был, говорят, поглядел-поглядел, плюнул и отправился в часть за штуцером. Тут-де только пулей теперь возьмешь.

– Неужели убили? – ахнула Софья. – Как можно в живого человека стрелять!

Довольный эффектом полицейский поднял указательный палец.