Соколиная охота

– Послушайте, Фальк! – пророкотал знакомыми металлическими нотами князь. – Не найдется ли в вашем загашнике какой-нибудь иной забавы? Повеселей! Как еще тешит себя общество в этих ваших столицах?

«Когда не удается зарезать гладиатора?» – чуть не съехидничал Иван Карлович.

– Не хотелось бы показаться грубым, – продолжил Арсентьев, маскируя недовольство шутливым тоном, – но вы, господин фехтмейстер, теперь в некотором роде ответственны за борьбу со скукой в нашем тесном кругу.

– Ваше сиятельство, позвольте мне вступиться за почтеннейшего Ивана Карловича, – вмешался господин Нестеров с деланной улыбкой. – Боюсь, вы не вполне справедливы в суждении, будто наш уважаемый фехтмейстер по оплошности причинил Тимофею увечье-с. Видите ли, утром я осматривал рану, и это вызвало у меня недоумение…

– Черт бы вас побрал, доктор, с вашей витиеватостью! – проворчал Дмитрий Афанасьевич. – Извольте выражаться короче. Почему нанесенный удар заставил вас недоумевать?

Титулярный советник Нестеров пожал плечами.

– Удар здесь совершенно не причем. Как обошлось без смертоубийства? Вот в чем истинная загадка.

– Вот-вот, – кивнул становой пристав. – И мне непонятно.

– А мне всё понятно, – Софья обиженно надула губки. – Когда дерешься на настоящих острых саблях, всегда нужно опасаться травм и увечий. Форс-мажор, господа. Может, продолжим игру?

– Ну, нет, сестра. Я желаю разобраться в ситуации до конца. Получается, что это не просто случайная рана, а результат обороны. То есть у Ивана Карловича просто не было иного выхода?

Отставной штаб-ротмистр в общей беседе участия не принимал. Он с отсутствующим видом уселся на ступени крыльца, любуясь закатом. Совершенно сказочным в этих краях.

Полицейский и доктор ответили почти в голос:

– Никак нет!

– Ни малейшего-с!

Переглянувшись с Вадимом Сергеевичем, Константин Вильгельмович едва заметно кивнул, дескать, берите инициативу в свои руки.

– Я ответственно заявляю, что господин Фальк не имел иного способа себя уберечь. Более того, парировать затеянный вашим любезным гладиатором выпад, да еще и столь ловкий, при сложившихся обстоятельствах возможно только и исключительно посредством «фланконада». Позвольте сразу сделать необходимое отступление для присутствующих здесь дам, «фланконад» – это такое движенье, когда нет времени уклоняться от выпада. Вместо этого следует поймать сильной частью собственной шпаги, что ближе к рукояти, самый кончик шпаги супротивника и скользнуть острием прямо в его незащищенную подмышку-с. Вот-с!

– Какой ужас! – воскликнула Ольга Каземировна.

– Мерси за разъяснения, господин Нестеров, – в который раз вздохнула юная княжна, окончательно уверившись, что игра, кажется, пропала. На кой черт Вебер начал задавать Ивану Карловичу вопросы о случившемся? Знал ведь, что нельзя вести такие разговоры при брате.

Вадим Сергеевич снял пенсне и утомленно потер глаза. Затем сдул со стекол пылинки, нацепил их обратно на нос и, сказал:

– Резюмирую. Иван Карлович должен был либо погибнуть сам, приняв коварный удар в грудь, либо умертвить своего противника, защищаясь. Перенаправить клинок так, как сделал это наш уважаемый фехтмейстер, практически невозможно. Он, поистине, совершил подвиг и спас не только себя, но и Тимофея. Я не уверен, что знаю более проворного фехтовальщика. Какая скорость, какая удивительная реакция! Браво, друг мой!

Князь с сомнением покосился на Вебера. Поймав взгляд помещика, полицейский на мгновение прикрыл глаза, давая понять, что согласен с выводами доктора.

– Ну что же, Иван Карлович, – хозяин усадьбы ласково поглядел на петербуржца. – Арсентьев умеет признавать свои ошибки! Кажется, я вынужден перед вами извиниться и, более того, поблагодарить.

Молодой человек улыбнулся доктору, кивнул становому приставу и вновь обернулся к саду, ловя взглядом последние лучи солнца.

Дмитрий Афанасьевич, не привыкший к подобному поведению, сказал примирительным тоном:

– Полно вам сердиться! Ну, что мне сделать, Фальк, что бы вы на меня не обижались?

Тем временем Софья Афанасьевна, утратившая всякий интерес к дурацким разговорам про поединки, развернула последнюю записку и чуть не захлопала в ладоши. В ней было написано следующее:

"Дорогая, Софи! Простите, что обращаюсь к Вам со столь ужасающей фамильярностью, но бумаге, как известно, можно доверить все. Я почту за великую честь пригласить Вас завтра на прогулку верхом! Поедем к ротонде рано утром? До завтрака? Я буду ожидать с лошадьми за воротами усадьбы, у большака. Ровно в семь. Искренне Ваш, Иван Ф."

– Танюшка, – громко позвала Софья Афанасьевна, – подай на стол яблочного варенья, меду, сыра и бутылку шампанского. Нет, лучше две!

– Вот это другое дело! – оживился Нестеров, потирая руки.

Княжна бросила прочитанные записки обратно в цилиндр и обратилась к Ивану Карловичу:

– Если вас не затруднит, Фальк, зарядите-ка в ваш импровизированный почтовый ларь новую порцию корреспонденции. Настал черед играть брату.

– Увольте меня от ваших глупых забав, – набычился помещик, уязвленный непокладистостью молодого фехтмейстера.

– Но вы обещали, Дмитрий Афанасьевич!