Соколиная охота

– Очевидно, что сей поведенческой метаморфозе, послужило некое событие, после которого в тихой, мирной усадьбе за сутки происходит сразу два убийства-с, – сказал Поликарпов. – А что примечательного случилось в последнее время? Совершенно верно – ранение Ефимова! Я давеча не напрасно похвалил Владимира Матвеевича за его версию. Происшествие с ранением на учебном занятии действительно спутало душегубу все карты. Только не Ефимову, как было предположил наш драгоценный управляющий, а господину профессору, который решил загрести жар чужими руками и умертвить князя Арсентьева в процессе им же учиненной забавы. Следовало лишь втереться к Дмитрию Афанасьевичу в доверие, а после аккуратно направлять в нужное русло, умело играя на слабостях его грешной натуры.

В нависшей тишине отчетливо различались монотонные щелчки часового маятника. Тик-так, тик-так! Им вторил размеренный голос Поликарпова:

– Итак-с, механизм преступления, что называется, налицо! Позвольте напомнить, кем именно является наш с вами герой – он есть выдающийся знаток мировой истории, известный столичный преподаватель. А теперь, господа, вдумайтесь на секунду в произошедшее. Кто внушил князю скандальную идею о воссоздании у себя в усадьбе древнеримских гладиаторских игр? Кто сподвиг его сиятельство на возведение подобия амфитеатра, да еще и надоумил присвоить ему такое претенциозное наименование «Колоссея»? Кто настоял на обязательном обучении единственного "гладиатора" шпажному бою? Может, Иван Карлович? Или сам Ефимов? То-то-с!

Тик-так, тик-так!

– Выходит, что получив от некоего таинственного лица, в юриспруденции обыкновенно именуемого третьим, заказ на убийство Дмитрия Афанасьевича, господин Мостовой ловко обставляет свое исчезновение из Петербурга и появляется здесь, в усадьбе предполагаемой жертвы. Будучи превосходным психологом, без особого труда находит с князем Арсентьевым общий язык и, оценив перспективы, немедленно приступает к реализации замысла.

– Какого еще замысла? Что за бред вы несете? Вы полицейский чиновник, а не цирковая обезьянка! Прекратите, наконец, лицедействовать, – вновь запротестовал Алексей Алексеевич, не замечая багровых пятен, выступивших на его щеках и короткой, бычьей шее. – Да, я потакал порокам князя, каюсь, грешен, но делал это исключительно из желания угодить и как можно дольше задержаться здесь, в этом доме. На полном, так сказать, довольствии и попечении! И вообще, как бы я, по-вашему, убедил князя выступить на арене лично и подвергнуть себя смертельной опасности?

Тик-так, тик-так!

– С этим-то как раз просто, милостивый государь, – воскликнул Антон Никодимович, довольный тем, что заставил обвиняемого вступить с ним в полемику. – Когда претендент на должность "гладиатора" был найден, в лице вольного человека Тимофея Ефимова, вы нарочно законсервировали дальнейшее развитие собственной идеи с поединками мужичья на арене, доказав Дмитрию Афанасьевичу необходимость обязательного прохождения новоиспеченным бойцом базового курса фехтования. Повинуясь вашему гению, Арсентьев охотно выписал из столицы господина Фалька. Тем самым вы убили двух зайцев. Во-первых, выиграли время и заставили помещика томиться и сгорать от нетерпения. Во-вторых, позаботились о том, чтобы ваш исполнитель в достаточной степени овладел шпагой. Несмотря на то, что клинок предполагалось смазать ядом, Ефимову надлежало хотя бы оцарапать Дмитрия Афанасьевича. А это, согласитесь, надо еще суметь!

– Митя, был в полку первой саблей, господа, – с достоинством произнесла княжна Арсентьева, изо всех сил стараясь, что бы голос ее звучал ровно и не слишком сдавленно.

Пристав приложил руку к груди и слегка поклонился, как бы соглашаясь с Софьей Афанасьевной и отдавая сказанному должное.

Тик-так, тик-так!

Напустив на себя нарочито сонный вид, Поликарпов продолжил:

– Время шло, князь маялся. А что бы нужная мысль окончательно созрела в лысоватой голове его сиятельства, вы, Алексей Алексеевич, спасибо хорошей памяти доктора Нестерова, разок-другой упомянули про императора Коммода, известного, всего прежде, тем, что он, будучи правителем большей части цивилизованного мира, не гнушался выступать на арене в качестве гладиатора. И даже снискал на этом поприще немалую славу! Ну, разве мог наш скучающий маньяк не клюнуть на такую удочку?

У Софьи чуть дрогнул уголок рта, ей было неприятно, что полицейский называл покойного брата маньяком и садистом. Однако все это было недалеко от истины, и она промолчала.

Тик-так, тик-так!