Соколиная охота

– Вы многое сказали верно, ваше высокоблагородие! Не знаю, как вам это удалось, но это правда. И про гладиаторские игры, и про «Колоссею», и про учителя фехтования. Даже про императора Коммода! Но, вы ошиблись в главном – мотивации. Помимо страсти и денег существует еще один сильнейший стимул. Имя ему – страх! Прошлогодний случай в Петербурге стал для меня, в своем роде, роковым. Наломав дров, я крепко попал на крючок неких очень серьезных людей. Я действовал по их инструкции. О, вы не знаете, господа, этих людей! Не представляете, на что они способны!.. У них не забалуешь, так настращают, что сделаешь для них все, чего ни попросят. Не требуя даже денег. Нет, то есть были, конечно, и деньги. Много! Однако, теперь они встанут мне поперек горла и…

– Это точно, негодяй! Поперек твоего поганого горла! – свистящим шепотом произнесла Софья Афанасьевна. Резким движением выхватила из-под пледа красивый дуэльный пистолет.

Фальк немедленно узнал в нем холоневский лепаж. Кто-то испуганно вскрикнул. Полицейские, продолжавшие удерживать Мостового, бестолково разинули рты.

– А? – переспросил адъюнкт-профессор и выпучил на девушку маленькие поросячьи глазки.

Комнату разорвал оглушительный выстрел. На столе жалобно задребезжал дорогой китайский фарфор. Клуб густого дыма бесформенной кляксой взвился под потолок.

Стул, на котором только что сидел бывший преподаватель истории, с глухим стуком опрокинулся навзничь. Выпустив натужно хрипящего подозреваемого, стражники попятились прочь. Ноги Алексея Алексеевича дернулись раз-другой и застыли, прочертив на сверкающем полу длинную кривую черту. Вскоре прекратился и хрип.

Глава двадцать восьмая

Прошла целая неделя, прежде чем доктор Нестеров объявил о своем намерении отправиться домой, в Курган. Иван Карлович тотчас засобирался с ним. Там, на почтовом подворье, его давно дожидалась карета, готовая в любой момент пуститься в дальнее странствие.

Покинуть усадьбу раньше не получилось ни у того, ни у другого. Вадим Сергеевич вынужден был вновь примерить на себя скорбную роль врача судебно-следственной части и произвести вскрытие покойного адъюнкт-профессора. В этом не было практической необходимости, в виду очевидной причины смерти, однако порядок есть порядок. Фальк же, по собственному его выражению, зализывал раны.

Прочих обитателей родового гнезда Арсентьевых к тому времени и след простыл. В стенах некогда шумного дома воцарилась небывалая тишина.

Софью Афанасьевну на следующий же день после убийства Алексея Алексеевича под конвоем доставили в Тобольск, дожидаться суда. Холоневу немедленно сделали предложение принять под временную опеку княжеское имущество и земельные наделы, которое было им решительно и с негодованием отвергнуто. Вместо того, что бы на совершенно законных основаниях приступить к управлению осиротевшим поместьем, Владимир Матеевич оставил службу и устремился в губернский центр, вслед за несчастной девушкой.

Поговаривали даже, что бывший приказчик заложил собственное скудное имение, находящееся, как известно, по соседству с арсентьевским, и выписал из столицы знаменитого адвоката. Тот якобы обещал, что непременно добьется для своей подзащитной более мягкого наказания. Ссылки в Забайкалье или на Кавказ.

Еще более удивила госпожа Листвицкая. В те роковые дни, она всерьез обеспокоилась судьбой малолетнего Вебера, сына покойного станового пристава. Других родственников кроме отца у мальчишки не было, и Ольга Каземировна предложила ему какое-то время пожить вместе с ней, в гостинице. Оставаться в усадьбе при таких обстоятельствах было, конечно, не правильно. Зачем ребенку изо дня в день видеть место, где убили его отца. Георгий Константинович с завидной для его возраста серьезностью принял предложение малознакомой барыни и, что самое ошеломительное, легко нашел с ней общий язык. Спустя неделю купеческая вдова и юный отпрыск полицейского чиновника отбыли в Саратов. Мебельно-суконную мануфактуру ждали большие перемены.

Наметились перемены и в судьбе знаменитого на весь уезд повара Семёныча. Перед самым отъездом из поместья Вадим Сергеевич сторговал его у купца Гнатьева – нового управляющего арсентьевской вотчины, единодушно назначенного дворянским собранием на вакантную должность, вместо заупрямившегося Холонева. Николай Спиридонович, который любил, что бы его называли Николаус, заломил за толкового крепостного непомерно высокую цену, ожидая, что доктор станет отчаянно торговаться, однако Нестеров флегматично пожал плечами и без лишних разговоров выложил назначенную сумму. Господа ударили по рукам, и счастливый повар покатил с новым барином в уездный центр.

– Эх, ваш бродь, я и не чаял на старости лет, что мне эдак свезет, – приговаривал он, ловко управляясь с докторской бричкой. – Сколь седины уже в бороду нажил, а города Кургана досель ни единого разу не видал! Веришь, нет!

Титулярный советник Нестеров озорно подмигнул Ивану Карловичу, расположившемуся на соседнем сиденье, и чуть коснулся тростью рукава слуги.