Читаем Соколиный остров полностью

Мне уже некогда любоваться красотами, и я, сдерживая восторг, иду бурить лунки там, за передним к Волге краем леса. Употевшись с лунками, возвращаюсь к костру и готовлю снасти, проверяю живца-сорожку, добавляю свежей воды в кан. Живца по все той же причине нехватки времени везу из города. Пойманы сорожки были летней поплавочной удочкой на незамерзающей и зимой нашей Кокшаге. Мало поймать, надо и сохранить живца, а для этого приходится дома беспрерывно аэрировать воду в кане тем же компрессором, что и для аквариумных рыбок. В дороге исхитряюсь добавлять кислород обычной грушей-клизмой. Ничего, пока живы-здоровы мои сорожки. Самое главное, не менять им сразу всю воду в кане, иначе тут же забелеют кверху брюхом. Как же, стресс!..

Выставляю жерлицы по испытанным уже местам, начиная от мощного вязового пенька по свалу трех-четырехметровых глубин. Не успев выставить и половину, замечаю вскинувшиеся флажки двух жерлиц. Что за наваждение?! Ночью-то кому дело до моих живцов? Налиму вроде бы не до еды – нерестом занят… На обеих снастях «мертвые» зацепы… Пришлось обрезать леску. Пока возился с этими, «заиграли» флажки других жерлиц. Полусонный и ничего не понимающий, бегаю к ним, режу леску и вспоминаю недобро местного водяного. Наконец вытаскиваю килограммового виновника всего этого переполоха. Постно-скромно выглядит его усатая нерестящаяся физиономия: ну, подумаешь, рыбку съел…

А съели налимы и затащили в коряги не меньше шести сорожек.

Решаю до утра не опускать живцов ниже уровня льда. Слишком коряжисто здесь для ловли налима. А пока иду к костру: готовить суп, пить чай, ждать утро.

Чуть засветлело, возвращаюсь к жерлицам и выставляю на них спуск уже в «полводы». Ночные чудеса еще не кончились… Едва успеваю заправить флажок одной из жерлиц, как он тут же вскидывается на тонкой пружинке-ленте! Тьфу ты! Уж не водяной ли опять гадит, помянутый мной недобрым словом, тогда еще, в ночи? Снасть испытанная и «самострелов» до сих пор не допускала.

Наклоняюсь к жерлице и более надежно завожу пружину за край катушки. Все, теперь бы только провернуться катушке при щучьей хватке, разумеется, если хватка последует… Щелк! Необработанная острая грань пружины хлестко прикладывается к самому кончику носа, и я охаю от неожиданной боли, но флажок больше не трогаю. Водяной здесь, кажется, ни при чем… Катушка вздрагивает и начинает медленно поворачиваться. Один оборот, другой… Вот она ускоряет ход и движется затем беспрерывно. Тянусь к леске, подсекаю и чувствую вначале глухой зацеп, а потом словно топляк со дна поддернулся, зацепленный тройником. Ни сопротивления, ни толчков, только тяжесть. И вдруг из лунки показывается что-то непонятное: рылом судак, но черен, как эфиопский трубочист! Выволакиваю его на лед и не могу надивиться: ну точно судак, и не маленький (взвешенный дома, он потянул на 4,5 кг). Но почему такой черный и горбатый? И не здесь бы ему водиться, на глубине чуть более трех метров, в замшелых корягах, а в глубоком чистом русле давить пескарей и уклею. «Схамелеонился», видать, приспособленец. Да и куда им деваться, рыбам бессловесным? Их ведь не спросили, когда озеро-болото делали из вольной реки.

Ладно, черный ли, оранжевый в цветочек… Судак, главное, и не маленький. Это удача! Ловля началась.

Часам к десяти утра в рыбьем мешке, клееном из толстого полиэтилена, кроме судака, ворочались еще две щуки. Но… больше не было живцов. Иду искать мелкую рыбешку.


5


Утро разрумянилось, припорошилось инеем. Тихо и пустынно в лесу. Просека ли, старая дорога, а может быть, русло речки видится светло среди индевелых стволов. Иду по этой сказочной дорожке, вкусно похрустывая свежим снегом. И выводит меня дорожка к такой же сказочной полянке, на которой лежит розовый солнечный свет. Бурю лунку, таинственную в своем одиночестве. Опускаю на тончайшей «0,08» мелкую белую «дробинку» с полукольцом мотыля. Ждать не приходится. Кивок удильника вздрагивает и плавно поднимается вверх. Подсекаю и сразу чувствую полную беспомощность: на тонкой леске-паутинке тупо зависает живая тяжесть, несоразмерная со снастью. Не дыша, едва-едва подтягиваю ее, упрямую, и со страхом ожидаю последнего хозяйского рывка. Но уже забелело в лунке, и я ладонью выплескиваю на снег крупную, не в полкило ли, толстоспинную сорогу! Она сонно шлепнула хвостом и сразу припудрилась инистой крошкой. Снова опускаю мормышку и опять – уверенный подъем кивка… Точно такая же рыбина забилась рядом с первой. Раз за разом брала крупная сорога на плавном опускании мормышки ко дну. В череде красноглазок попадались изредка и подлещики. Но вот поторопился ли я уже самоуверенно, или, может быть, рыба взяла увесистей, но лопнула моя немецкая паутинка. Не желая терять времени на переоборудование снасти, просто беру из сумки другую удочку с леской 0,12 мм и точно такой же малой «дробинкой». Ни поклевки… Беглянка спугнула стайку сороги? А если причина в ничтожных долях миллиметра? Привязываю мормышку к обрывку удачливой снасти. Есть! Пошло…

Перейти на страницу:

Похожие книги

The Show Must Go On. Жизнь, смерть и наследие Фредди Меркьюри
The Show Must Go On. Жизнь, смерть и наследие Фредди Меркьюри

Впервые на русском! Самая подробная и откровенная биография легендарного вокалиста группы Queen – Фредди Меркьюри. К премьере фильма «Богемская рапсодия!От прилежного и талантливого школьника до звезды мирового масштаба – в этой книге описан путь одного из самых талантливых музыкантов ХХ века. Детские письма, архивные фотографии и интервью самых близких людей, включая мать Фредди, покажут читателю новую сторону любимого исполнителя. В этой книге переплетены повествования о насыщенной, яркой и такой короткой жизни великого Фредди Меркьюри и болезни, которая его погубила.Фредди Меркьюри – один из самых известных и обожаемых во всем мире рок-вокалистов. Его голос затронул сердца миллионов слушателей, но его судьба известна не многим. От его настоящего имени и места рождения до последних лет жизни, скрытых от глаз прессы.Перед вами самая подробная и откровенная биография великого Фредди Меркьюри. В книге содержится множество ранее неизвестных фактов о жизни певца, его поисках себя и трагической смерти. Десятки интервью с его близкими и фотографии из личного архива семьи Меркьюри помогут читателю проникнуть за кулисы жизни рок-звезды и рассмотреть невероятно талантливого и уязвимого человека за маской сценического образа.

Лэнгторн Марк , Ричардс Мэтт

Музыка / Прочее
О медленности
О медленности

Рассуждения о неуклонно растущем темпе современной жизни давно стали общим местом в художественной и гуманитарной мысли. В ответ на это всеобщее ускорение возникла концепция «медленности», то есть искусственного замедления жизни – в том числе средствами визуального искусства. В своей книге Лутц Кёпник осмысляет это явление и анализирует художественные практики, которые имеют дело «с расширенной структурой времени и со стратегиями сомнения, отсрочки и промедления, позволяющими замедлить темп и ощутить неоднородное, многоликое течение настоящего». Среди них – кино Питера Уира и Вернера Херцога, фотографии Вилли Доэрти и Хироюки Масуямы, медиаобъекты Олафура Элиассона и Джанет Кардифф. Автор уверен, что за этими опытами стоит вовсе не ностальгия по идиллическому прошлому, а стремление проникнуть в суть настоящего и задуматься о природе времени. Лутц Кёпник – профессор Университета Вандербильта, специалист по визуальному искусству и интеллектуальной истории.

Лутц Кёпник

Кино / Прочее / Культура и искусство
Александр Абдулов. Необыкновенное чудо
Александр Абдулов. Необыкновенное чудо

Александр Абдулов – романтик, красавец, любимец миллионов женщин. Его трогательные роли в мелодрамах будоражили сердца. По нему вздыхали поклонницы, им любовались, как шедевром природы. Он остался в памяти благодарных зрителей как чуткий, нежный, влюбчивый юноша, способный, между тем к сильным и смелым поступкам.Его первая жена – первая советская красавица, нежная и милая «Констанция», Ирина Алферова. Звездная пара была едва ли не эталоном человеческой красоты и гармонии. А между тем Абдулов с блеском сыграл и множество драматических ролей, и за кулисами жизнь его была насыщена горькими драмами, разлуками и изменами. Он вынес все и до последнего дня остался верен своему имиджу, остался неподражаемо красивым, овеянным ореолом светлой и немного наивной романтики…

Сергей Александрович Соловьёв

Биографии и Мемуары / Публицистика / Кино / Театр / Прочее / Документальное