Соколиный остров

Уже на берегу, в конце переправы, проваливаюсь по пояс в свежий рыхлый замет. Не в силах сразу выбраться, торчу в сугробе, как морковка на фазенде Луиса-Альберто (или как там его?), ем снег и ругаюсь сам с собой, мол, ну как, опять спрямил путь? Нельзя было по дороге обогнуть? Пока я так сидел и мрачно развлекался самобичеванием, как-то быстро поредела метель, стихла и сгинула безвестно. А недалеко брызнул светом огонек под шапкой заметенной крыши. Автостанция!.. Тут еще и другие огоньки засветились и тихо так поехали по направлению к городу. Я сидел в сугробе и смотрел, как уезжают безвозвратно горячая ванна, квохчущая колбаса на сковородке и сонный поцелуй на ночь. Последний автобус… Мелькнула ленивая мысль: а не завалиться ли прямо здесь, в мягком сугробе? Вот только нос спрятать… Но нет, плетусь, снежный, мимо закрытой и темной автостанции к близкой церквушке.

– Куда-куда, окаянный?! – встретили там.

– Переночевать, бабушки. Мне бы священника, отца… как его… Или сторожа.

– Не до тебя сегодня. Не позовем. Воду освящаем.

– Так может, как-нибудь…

– Иди-иди!

Получается, в Крещение попал… Хоть и не макался в прорубь, а сырой с ног до головы. Выхожу из церковных ворот с мыслью: завалить телеграфный столб, что торчит с обрывками проводов под кладбищем, да развести костер где-нибудь за брошенным сараем. Хоть обсушиться до утра. И тут… Уж не мерещится ли? Такси?!

Самое настоящее, с шашечками. И буксует это такси немилосердно, только вой стоит и снежная пыль рассыпается из-под колес «Волги».

– Помочь?! – кричу и не жду ответа. Враскачку помогаю машине выехать из снега и – сразу к водителю.

– В город?

– Да вроде… – отвечают неясно.

– Послушайте, у меня только пятерка. Подбросите, может быть, насколько денег хватит? На автобус опоздал…

– Садись, не жалко, ха-ха-ха! Я тебя на пятерик могу еще раз туда и сюда… Да хоть бесплатно! Садись, ща поедем, с музыкой! Натка, коза, пр-р-авильно я говорю?! Ух ты… тю-тю… чмок!

Из «Волги» послышались звуки поцелуев и женский смех.

Я не стал дожидаться особого приглашения и полез прямо с буром и мешком в салон. Грешен, боялся: уедут веселые люди, пока у багажника суетиться буду. Машина тоже весело и лихо взяла с места, крутанулась неустойчиво на пролысине льда и понеслась в ночь.

По обеим сторонам дороги тянулись высокие снеговые брустверы, отброшенные с дороги грейдером после снегопада. Они, эти брустверы, проносились мимо так стремительно, что я скосил глаза на спидометр. Стрелка колебалась на делении «120». Это по скользкой-то дороге…

– Не быстро? – спрашиваю неуверенно.

– В самый раз! – заливаются на переднем сиденье, ещё и успевая поцеловаться.

Бах! – влетаем в один бруствер. Бах-бах! – это уже на другой стороне дороги. Ха-ха-ха! – это на переднем сиденье. Бах!

Мне почему-то вспомнилось, что до города всего сто десять километров… К тому же я так люблю ходить пешком… «Крещение, вот ты какое крещение…», – бормочу про себя, глупо ухмыляясь. А попутчики предлагают:

– Попить не хочешь?

– Валерьянки?

– Ха-ха-ха! На, держи!..

Пью чего-то и не чувствую вкуса. А потом как-то незаметно замечаю, что нет на свете лучше людей, чем эти милые люди на переднем сиденье. Успеваю поцеловаться с ними и спинкой кресла. Бах! Смеемся вместе…

И летел по сторонам пушистый снег, словно лунные брызги из-под глиссирующего по облакам одинокого борова-ведьмака. И было Крещение воды, зимы, души… Водосвятье.

В гостях у Хозяина

1

В разные времена года мы приходили к Озеру, и редко оно отпускало нас с пустыми руками. Да и случалось ли вообще такое? Россыпью клюквы на моховищах, полуведром красноперых окуней, а в удачу – и щукой, но был гостинец от Озера. Ленясь, обирали чернику под знойно дышащими буграми в сырой год. Обычным летом черничники, полные ягодой, лежали широко и щедро во всех моховых низинах. Гонобобель, сизый и прохладный, сыпался в горсть и сразу – в рот. Сейчас не часто так назовут голубику. Собирать ее проще, чем чернику, если голубики много, но так бывает тоже не часто. Словно скрывается гонобобель в потаенных борах и открывается светло и помногу лишь случайно или только настойчивому ягоднику.

На буграх в тени папоротника запотевают росой крепкие грибы-боровики. Но нередко они растут открыто посреди сухих лишайников. Коричневые, хрусткие под ножом их шляпки оживляют седой сфагнум, особенно, если рядом виснут на стебельках ягоды ландыша – ярко-оранжевые точки под стрелками-листьями папоротника.

В мелках сосняках стоят лоси. Усталые от жары и слепней, к полудню они уходят в болота и ждут ночной свежести. Вечерами над парной водой озера гудит и мелко сеется мошкара, горят долгие ленивые закаты середины лета, пахнет багульником, а на луговинах – теплой земляникой.