Кто-то из нас случайно столкнул с дорожки камень, и мы слышали, как он летит в темноту, стуча и подскакивая по крутому склону, и казалось, падает на дно самого ада.
Я уже дюжину раз думал о том, какого чёрта бреду здесь, в темноте, по козьей тропинке, вслед за горным козлом в обличье мальчишки, которого я никогда прежде не видел, когда каждый шаг может привести меня к верной смерти. И вообще, человек ли Ари? Может быть, демон или тролль, о которых рассказывал Хинрик. Ну откуда мне знать? Всё, что я знал — что сам, как последний дурак, отдал свою жизнь в его руки.
Однако я шёл позади Изабеллы, ощущал тепло её тела, движение мускулов под одеждой, странный сладкий запах волос — и готов был позволить вести себя куда угодно.
Наконец, к своему огромному облегчению, я заметил, что дорожка начинает спускаться, но тут же обнаружил новую опасность — идя вниз, гораздо легче поскользнуться. Идущая передо мной Изабелла ужасно хромала. Если даже мои колени протестовали против этого склона, ей раненая нога, должно быть, причиняла ужасную боль, но она не издавала ни звука и не просила об отдыхе. Дух этой девушки крепче бочки коньяка.
Вскоре мы вышли на плоскую и ровную дорогу. Луна то и дело выглядывала из-за завесы туч, как любопытная пожилая леди, посматривающая, кто там идёт по её улице. В серебряном свете, прежде чем луна снова скрылась, удалось рассмотреть, что мы шли по высокогорной долине, обрамлённой с обеих сторон острыми пиками гор.
Одному Богу известно, как далеко мы оказались. Теперь мы уже не передвигались цепочкой, Изабелла шла рядом со мной. Она несколько раз споткнулась, и наконец, неохотно, дала взять себя под руку. Усталая и прихрамывающая, она оперлась на меня. Если бы не она, я, наверное, повалился бы на траву и отказался сделать ещё хоть шаг, но ради неё должен был продолжать идти. Нельзя же позволить ей думать, что я слабее женщины.
Кроме того, этот Ари, мелкий горный козёл, всё так же скакал впереди, как на прогулке по городу летним вечером. Может, он не похож на тролля, но уж точно и не на человека. Ни у одного нормального человека не может быть столько сил. Иногда начинаешь попросту ненавидеть тех, кто моложе.
Фаннар и Витор пришли на ферму вскоре после нас. Они ввалились в дом, когда жена Фаннара, Уннур, как раз угощала нас чем-то вроде бульона, безвкусным, однако горячим. Фаннар был в приподнятом настроении. Видимо, ему удалось убедить данов, что он один, и они, в конце концов, ускакали. Витор, по его словам, потерял в темноте дорогу, и появился, только услыхав, что датчане убрались.
Жена Фаннара, плотная маленькая женщина, выглядела встревоженной, слушая его рассказ, и явно не верила в глупость данов, которые решили, что фермер пошёл среди ночи искать овцу без фонаря и собаки, хотя Фаннару это казалось очень забавным.
— Фаннар говорит, Уннур чересчур беспокоится, — перевёл нам Хинрик. — Эти датчане считают исландцев такими тупыми, что верят, будто мы способны на любую глупость. Если бы он рассказал им, что ловил китов в речке, они спросили бы, сколько поймал.
Похоже, Хинрик, Фаннар и его дочки Маргрет и Лилия, считали, что это смешно, но жена только прикусила губу и зачерпнула из горшка ещё похлёбки, лицо у неё сделалось хмурым.
Должно быть, от усталости я так и заснул там, где сидел, поскольку, когда, наконец, мне удалось разлепить глаза, стояло утро, а большая комната была почти пуста, в ней только Уннур и Хинрик. Наверное, Уннур ждала, когда я проснусь — едва я пошевелился, она сунула мне узел отвратительного вида одежды. Я с сомнением потрогал тряпьё.
— Для чего это? — я старался произносить слова медленно и громко. — Чистка?
Я жестами изобразил полировку одной из деревянных мисок, хотя непохоже было, что в этом доме хоть что-то чистили. Всё, от пола до стропил, включая супругу Фаннара, выглядело закопчённым до одинакового серо-коричневого оттенка.
— Уннур хочет, чтобы ты это надел, — пояснил Хинрик. — Глядя на твою одежду, всякий сразу поймёт, что ты иностранец.
Уннур произнесла что-то, и Хинрик захихикал. — Она говорит, в этом белом, красном и чёрном ты похож на извержение вулкана.
Этакая насмешка от женщины, наряженной как болото.
— Она спрашивает, как тебе удаётся работать со всей этой набивкой в камзоле и бриджах.
— И с чего это мне работать? — ответил я.
Хинрик перевёл это Уннур, и та недоуменно воззрилась на меня, как будто я спросил у неё, зачем мне дышать.