Сократ встречает Макиавелли

Макиавелли: Да. Это мой закон успеха.

Сократ: То есть закон звучит не как «Делай другим то, что ты хотел бы, чтобы они сделали тебе», но как «Делай другим то, что они сделали бы по отношению к тебе, но сделай это первым».

Макиавелли: Ха! Ты прекрасно его сформулировал, Сократ! Мне нравится!

Сократ: И то, что в твоей воле- это «virtu», а что не в твоей – это «фортуна».

Макиавелли: Да.

Сократ: И тот вред, который другие хотят тебе нанести, является для тебя «фортуной», а не «virtu»?

Макиавелли: Да.

Сократ: Но тогда твое правило требует от тебя действовать согласно их воле, что является для тебя «фортуной», а не согласно твоей воле – «virtu». Не противоречит ли это твоему закону успеха, как максимизизации«virtu» при минимизации «фортуны»?

Макиавелли: Я не понимаю, как твоя крученая логика вывела это заключение, Сократ!

Сократ: О, думаю, ты понимаешь. Логика не была ни крученой, ни очень сложной, особенно для человека твоего ума.

Макиавелли: Но я не хочу золотого правила справедливости и равенства. И я точно не хочу жить по любви и милосердию. Я хочу, чтобы моя собственная свобода и власть делали то, чего хотят. И я утверждаю, что этого хочет каждый человек. Но я знаю способ, как этого достичь.

Сократ: Я знаю более легкий способ достичь этого.

Макиавелли: То есть ты признаешь, что каждый человек хочет этого?

Сократ: Свободы и власти делать то, чего мы хотим? Конечно, мы все хотим этого. Кто захотел бы быть порабощенным или бессильным?

Макиавелли: Тогда каков же твой более легкий способ добиться этого?

Сократ: Любовь. Если ты хочешь, чтобы «virtu» победила «фортуну», то почему бы не жить в любви?

Макиавелли: Это безумие! Любовь свободна, потому другие будут любить тебя, только если этого захочешь не ты, а они сами. Подобная жизнь – это максимальная зависимость от «фортуны», а не от «virtu».

Сократ: Нет, если ты хочешь именно любить, а не быть любимым. Ты же сам сказал, что «люди сами решают, кого им любить». Таким образом, жить в полной свободе и власти, всегда получать то, чего хочешь и не зависеть от «фортуны» – это жить в любви. Любить – всегда в твоей власти.

Макиавелли: Это безумие. Страх сильнее, чем любовь, намного сильнее.

Сократ: Правда? Что происходит, когда любовь входит в жизнь, которая раньше управлялась только страхом? Не изгоняет ли любовь страх?

Макиавелли: Я усиливаю свою волю не любовью, а мечем, который контролирует людей.

Сократ: И те, кто живет мечем, обычно и гибнут от меча, разве не так? Согласись же, Никколо! Ты же реалист и мирской человек. Ты знаешь, что это правда.

Макиавелли: Я не могу в это поверить. Ты пытаешься доказать, что святой сильнее тирана, убившего его. И ты хочешь заставить меня – человека, знающего мир, поверить, что это реалистично и практично?

Сократ: А почему нет? Многие испытали это на практике в реальной жизни.

Макиавелли: Но золотое правило жизни в справедливости и милосердии, которое превосходит справедливость, подходит только для некоторых частных людей, которые хотят стать святыми. Оно не для политики. Покажи мне хоть одно государство, управляемое милосердием. Покажи мне государство, управляемое святыми?

Сократ: То есть ты считаешь, что должно быть два критерия – для частной жизни и для общественной жизни, одно – для святых, второе – для правителей.

Макиавелли: Конечно, если только ты не потребуешь от меня определить, что такое религия и политика.

Сократ: То есть правитель должен следовать совсем не тем правилам, которым он хочет, чтобы следовали его подчиненные, а скорее полностью противоположным правилам?

Макиавелли: Конечно! Ведь если бы его граждане были бы такими же умными и беспринципными, как он, ему очень не просто было бы править ими. Он хочет, чтобы они вели себя спокойно, как овцы, в то время как он сам подобен волку.

Сократ: Но правитель – человек, не так ли?

Макиавелли: Конечно.

Сократ: Как и все его граждане?

Макиавелли: Конечно.

Сократ: То есть они представители не двух видов, как овцы и волк, а одного.

Макиавелли: Конечно. Это была только метафора.

Сократ: И представители одного вида имеют одну природу, правда?

Макиавелли: Верно по определению.

Сократ: То есть законы человеческой природы, на которые ты полагаешься, давая советы правителям, также свойственны и всем гражданам?

Макиавелли: Да.

Сократ: И потому они могут действовать так же, как он, хотя овца никогда не может действовать так, как волк.

Макиавелли: Да, в теории…

Сократ: И те законы человеческой природы, которые правитель признает в гражданах и пытается с их помощью манипулировать ими, действуют и на него самого, не так ли?